Рейби

Объявление


Переходим по баннеру каждый день, голосуем и оставляем комментарии. Помогаем развитию проекта.
Рейтинг Ролевых Ресурсов

Внимание!!!! Перекличка закончена. Те, кто не успел отметиться, но хочет остаться с нами, пишите в ЛС Луке


Разыскиваются:
Модераторы
Мастера
Пиар-агенты
GM
Дизайнеры и аватармекеры
Фрилансеры


Зимнее настроение, чашка чая и теплые посты - что может быть лучше? Активно регистрируемся, играем, участвуем в жизни ролевой. Флудим, даа. Хотя этого у вас и так не отнять~


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Рейби » Архив мини-игр » Маль ниррах ото улай дэйло эф Рейби


Маль ниррах ото улай дэйло эф Рейби

Сообщений 31 страница 60 из 169

31

Он ушел слишком далеко. Мысли по прежнему иногда мешались, сплетались с бредово-кошмарными идеями, видения искажались, а звуки плыли.
Она говорила, что видит музыку в красках. А он никогда не видел этой радуги. Не видел ярких цветов... Но когда она танцевала... Становилось так светло... много солнца.
Сейчас все было слишком темным и зыбким...
И сквозь эту зыбь к нему пробились звуки. Мэтт поначалу даже не понял — ему опять что-то кажется, может быть снится, или это в действительности.
Такие знакомые запахи заставили очнуться, развернуть ухо к источнику шума.
Тайрин. Тайрин?
Парень сел на койке, сквозь решетку глядя на то, как оками заталкивает лисенку в камеру напротив. Решетчатая дверь встала на место и волк излишне поспешно ретировался.
- Тайрин? - Мэтт дохромал до решетки и потянул носом воздух. С ней все было в порядке и от этого, от того, что она была рядом, парень замотылял хвостом, - С тобой все в порядке?
Убедится что да, в порядке, услышать ее голос, эти чуть высокомерные интонации. Ну и пусть обзовет дураком, заслуженно...
- Прости... Я так перед тобой виноват... - голос сел до шепота, а хвост замер. Он действительно виноват. Тайрин по его вине в ненавидимой ею клетке.
Мэтт уже столько всего передумал за это время. И теперь... Тайрин могла не просто злиться на него... Не защитил. А она ему доверилась. И те его слова, когда их только привели сюда... Понял, но поздно...

0

32

Тайрин длинно выдохнула. Клетка. Они посадили ее в клетку. Второй раз за эту ночь. Или уже утро? Она совершенно перестала ориентироваться во времени, не видя окон, не видя неба... Она все-таки не любила помещения, там не видно мира, нет свободы... Хотя и под небом тоже может не быть свободы, как в Рейби, откуда обязательно надо сбежать. Обязательно! Хотя... хотя теперь... зачем?
Нет, нет, она же притворяется Арьялу Ульвиган, она же - дочь вождя, гордая и злая. Белые не должны знать, что все... так. Иначе они перестанут считать ее сильной, а надо, надо было казаться сильнее! Сильных боятся... Сильных боятся, перед сильными преклоняются - хотя бы в душе. Ей надо было это. Особенно сейчас, когда она могла чувствовать только бессильную ярость, сидя в этой ненавистной клетке без возможности что-то сделать. Наверное, в квадратной комнате все-таки было лучше - можно было бы хотя бы взять усатого за затылок и впечатать мордой в стол.
В клетке напротив, там, где был запах Мэтта, почувствовалось какое-то движение, и кицуне мгновенно впилась в нее острым взглядом, приваливаясь лбом к решетчатой стенке и складывая на груди руки. Клетка-клетка... много клеток... зачем так много? Они хотят посадить в клетки много акайрин? А усатый говорил, что ничего не случится... а здесь - клетка. Клетка! Он соврал... он соврал!
Мэтт встал с койки и двинулся к своей решетке, сильно хромая - сильнее, чем раньше. Ей это не понравилось. Значит, ему больно. А усатый говорил, что ничего не случится! И он обещал прислать врача... Хотя, наверное, не пришлет, раз он наврал с тем, что ничего не случится. Ни врача, ни шамана... странные белые.
Хотелось в Америку. Ужасно хотелось.
- Тайрин? - Мэтт, наконец, добрался до решетки, принюхиваясь. Девчонка дернула ушами и тоже принюхалась, чувствуя в обыкновенном запахе парня что-то до странности нехорошее. Тому было плохо, и, судя по всему, сильно. Ей это не понравилось, наверное, еще больше, чем то, что он хромает. Что эти белые с ее Мэттом сделали?
Зря она все-таки не набила морду тому усатому с ушастым. Надо было.
Хотя она бы совершенно точно проиграла. Но разве это важно? Важно то, что попыталась... важно то, что захотела! А там помогут боги - они всегда помогают сильным. А она точно была сильной - или считала себя таковой. В этом, наверное, не было разницы.
- С тобой все в порядке?
Тайрин!.. Тайрин, у карас кэ? Так спрашивал Мартин, когда что-то случалось. Теперь - та же фраза, переведенная на английский, но то же значение, та же интонация, только голос другой. Голос другой, другой обладатель голоса... Кицуне, наверное, не могла бы себе представить раньше, что появится кто-то еще, кто будет так близок, как Мартин, кто встанет с ним на одну ступень.
Все ли в порядке?.. Сложный вопрос. Странно сказать, что все в порядке, когда сидишь в клетке, озлобленная, до сих пор питающая в душе своей ненависть, но вроде бы как-то легче, что вот он - Мэтт, живой, хотя и больной. Ее Мэтт, ее акайрин. А они с ним что-то сделали.
Уроды.
Мэтт вилял хвостом, и она тоже зачем-то пару раз мотнула своим из стороны в сторону, несколько неуверенно. Но мотнула, так и продолжая созерцать парня пристальным взглядом.
На его вопрос она не ответила. Это сделать было и в самом деле сложно, потому как ответа она не знала. А врать не хотелось. Вранье - удел людей.
- Прости... - вдруг сказал Мэтт. Сказал, и Айритайрин как-то резко отшатнулась от решетки, от неожиданности непонимания его слов. Простить? За что простить? Что случилось? Какая-то вдруг паника мыслей, неожиданный вихрь - за что ее акайрин может просить у нее прощения? Он же не может сделать что-то против нее, он же... за что прощать? - Я так перед тобой виноват... - его голос сел до шепота, и это стало еще страннее.
Девчонка вцепилась в решетку и усилием притянула себя снова к ней, теперь уже подозрительно глядя на Мэтта. Что же... и он? Он... тоже?
- А что ты сделал? - нетерпеливо, пожалуй, даже требовательно осведомилась она. Вот только... боги, не надо, ей так не хотелось, чтобы он предавал ее! Чтобы и он обманывал... Он же обещал не обманывать...
За что просить прощения?

+1

33

Смешно. Так смешно. Они сидят оба, как в каком-то центре по отлову бродячих животных в этой проклятой школе. Еще смешнее, если представить, что сейчас распахнется дверь и сотрудник приведет какого-нибудь ребенка с родителями, чтобы они выбрали подходящего питомца. Не далеко от правды. Они тут действительно на правах домашних животных. Только вот незадача, некоторые кусаются.
Ну почему Тайрин молчит? Выбирает слова более едкие, или раздумывает, как ему врезать, при условии двух решеток и коридора между ними?
Лисенка вцепилась в решетку, а Мэтт поднял голову, глядя на ее руки.
Как она его утром обругала? Эйзират, ийула ваах? Неужели сейчас не найдется что сказать... лучше бы накричала...
- А что ты сделал?
Заговорила. Не стала убивать молчанием. Парень вздернул голову, глядя на фигурку в камере напротив.
Что он сделал... А еще точнее — не сделал. Мнил себя крутым. И вот так подставил ее...
- Я тебя во все это втянул... - он прижал уши, хотя смысл, драть их сейчас никто не будет. - Я не смог тебя защитить.
Не успел добежать... не остановил, когда она пыталась убить того типа... пообещал, что все будет хорошо, и...
- Обманул. Сказал, что все будет хорошо, и не сдержал слова...
Ну и что, что он говорил ей прятаться, как перестанет действовать чип. Ведь должен был знать, что она не будет так делать. Тайрин не могла не отомстить тому, кто ей угрожал. Он прекрасно знал, к чему приведут все действия, начиная от первого взлома, он знал законы и должен был отдавать себе отчет во всем. Ответственность целиком и полностью на нем.
Так что, Мэтт, будь честен. Посмотри на нее. Ты позволил дойти до этого.
Утренний разговор, Тайрин, такая независимая и смешная одновременно, выжимает футболку, хвастаясь как укусила какую-то Брукс и два дня просидела в клетке.
Тайрин, которая грызла прутья решетки. Тайрин, которая не умеет сдаваться.
Вернуться бы обратно, в это жаркое утро, на озеро.
Она говорила, что он белый... Но он тоже не сдавался... и сейчас был готов сделать все, что угодно, только бы ее вытащить из этой клетки.

0

34

Это, наверное, было бы равноценно ощущению от того, что отец продал ее белым. Было бы совершенно равноценно, если бы Мэтт обманул ее. Потому что чувствовалось в этом что-то неправильное, то, чего быть не может, а если уж и случилось - то это неправда, неправда, страшный сон... То, во что сложно было бы поверить, нет, не сложно даже, а невозможно совсем, потому что разум отказывается принять это.
И сейчас Тайрин была в нескольких шагах от того, чтобы поверить. Позволить себе подобное малодушие, теперь, когда... когда...
Мэтт вскинул голову, наталкиваясь на пронзительно-недоверчивый взгляд черно-черных глаз. Что же... что же он? Зачем, как... за что просит прощения? Ведь нельзя же просить прощения просто так, ни за что? Так не бывает... просить прощения вообще сложно, а если уж делать это просто так, ни от чего, то... ей было сложно понять это, если бы она попыталась, а она и не пыталась, кажется.
- Я тебя во все это втянул... - сообщил Мэтт, прижимая уши. Втянул. Во все это. Во что - в это? В то, что они здесь? В то, что на них напали люди? В то, что все идет так, как идет, и никоим образом быть иначе не может? Что?.. - Я не смог тебя защитить.
Не смог. Ну да, это было верно, и она злилась из-за этого, хотя и знала, что вина ее. Знала, что он ради ее защиты просил спрятаться, а она не стала этого делать, потому что в голову ударил запах того белого, дразня обещанием пойти следом и убить, так, чтобы было много крови, и чтобы рассмеяться потом над бездыханном трупом, рассмеяться в своей власти над жизнью человека... это была ее вина, она знала. Мэтт просто не смог этого предусмотреть, хотя это, конечно, было совсем плохо.
Можно было бы на него накричать из-за этого.
Кицуне почувствовала, как пальцы сильнее сжимают холод решетки. Прутья впиваются в кожу. Озлобленность, непонимание. Зачем просить прощения за, по сути, не слишком важное? Зачем, если можно просто забыть - ведь есть такая замечательная особенность, забывать что-то... За обиду надо мстить, а мстить ему не хотелось отчаянно, почти так же сильно, как не хотелось быть сейчас в этой ненавистной клетке, которую и грызть-то неудобно...
Странно, странно.
- Обманул.
Как обухом по голове. Расширившиеся глаза, испуг, недоверие... нежелание верить... Он же обещал, что не станет обманывать! Обещал, тогда, еще в комнате, когда соврал ей, что хвост приклеился! Обещал же, нет, он не может врать, не может! Ее собственность не может быть... такой. А он ведь ее, и царапины у него на щеке - ее, и она все еще в его футболке, и попали они сюда из-за нее... Он же не может врать!..
Это же... невозможно. Так не бывает. Может быть, это все снится. А может быть, она умерла от той боли, которую испытала тогда, на улице, когда белые стреляли в нее. Но такого в реальности быть не может.
Мэтт не должен врать!..
Она облизала губы, не знающая совершенно, что делать, что говорить... Чувствующая себя потерянной совершенно. Имени нет... и друга нет. Ничего нет.
Может быть, и ее самой тоже нет?..
- Сказал, что все будет хорошо, и не сдержал слова...
Мучительно захотелось оставить ему четыре царапины и на второй щеке. Чтобы не нес больше такую чепуху. Айритайрин зашипела и ударила ладонью по решетке, ссаживая кожу и шипя от этого чуть громче.
- Дура-ак! - с обреченностью и интонацией типа "ну как такие идиоты еще могут жить на этом свете". Шипение оборвалось негромким фырканьем, девчонка отпустила решетку и сунула руки в карманы, нахохлившись. Повернулась, облокотилась о решетку спиной. Кончик полурасплетенной косы и шерсть на хвосте чуть-чуть вылезли сквозь прутья, топорщась забавным белобрысым пухом.
Сказал, что все будет хорошо. Она значение этого выражения поняла уже давно, так говорят все перед каким-нибудь странным или опасным делом. И если все плохо, это обманом не считала даже она, склонная подозревать все подряд, если это все подряд не было ее другом, ее собственностью. И теперь было так... досадно. Досадно, потому что она испугалась, показала на несколько секунд свою слабость, сделала то, чего делать не хотела совсем, не хотела!.. И что теперь будет...
- В мой последний день дома Хайгарит тоже говорил, что все будет хорошо, - немного помолчав, сообщила Тайрин, впрочем, так и не поворачиваясь. - Он просто не знал, что все хорошо не будет, - а может быть, просто потому, что не знал, как ее успокоить, потому что плакала она тогда сильно. Пожалуй, это был последний момент, когда она вообще плакала. Потому что потом слабой было быть нельзя...
Было ли в этом что-то обидное - она не знала.

+1

35

Тайрин засадила рукой по решетке, да так, что у Мэтта уши моментом торчком встали.
Лисенка злилась. Ох, как злилась… И шипела как…
Парень одно ухо развернул, слушая, что там, на посту, происходит. Но охранник пока не орал, не требовал тишины.
- Дура-ак! – белобрысое недоразумение отвернулось, засунув руки в карманы.
Мэтт заулыбался, глядя ей в спину, потихоньку опять виляя хвостом. Но так, незаметно, сдерживаясь. Такое милое фырканье.
Значит, не злилась. Нет, злилась, но совсем не так и не зато.
Это неправильно было, испытывать радость от того, что он сейчас может ее видеть. Но Мэтт ничего с собой поделать не мог. Да, будь Тайрин сейчас в другом, лучшем месте, где-нибудь там, в парке, а еще лучше подальше отсюда, в безопасности, он был бы счастлив.
А сейчас радовался тому, что вот, почти рядом, стоит босоногая лисенка с двумя хвостами и фыркает на него и дураком обзывает.
“Не бей решетку, сломаешь” – хотел сказать Мэтт, но Тайрин, не поворачиваясь, продолжила:
- В мой последний день дома Хайгарит тоже говорил, что все будет хорошо. Он просто не знал, что все хорошо не будет.
И он понял. Что она действительно на него совсем не злится и не винит. Просто Тайрин не могла сказать прямо: “Мэтт, ты дурак, я на тебя не злюсь”. Или “извини, я на тебя случайно налетела”. Парень тихонько выдохнул носом, прижался лбом к прохладному металлу решетки.
Тайрииин… Чудо белобрысое… Лисенка-сестренка…
Вот такая девчонка: и в клетке сидела, и с каар-даном сражалась, и в окно ловко пролезет, и озеро переплывет. Просто она по-другому не может.
- Тебя куда водили? – в сердце опять грелась нежность, но прояви ее сейчас по отношению к грозной маленькой воительнице, и вполне можно схлопотать по ушам. И от таких мыслей хотелось улыбаться, даже в их безрадостной, в общем-то, ситуации. Поэтому Мэтт сменил тему, ведь они друг друга поняли. Его “извини”, ее “не извиняйся”.

Отредактировано Matt Caldwell (24-06-2011 17:36:10)

0

36

Взгляд, методично просверливающий дырку в противоположной стене, руки в карманах, расслабленно-равнодушный вид - полная отстраненность от происходящего, будто вовсе и не Тайрин минут сорок назад выбивала у усатого человека обещание того, что с Мэттом ничего не случится, что никто до них и пальцем не дотронется, да и вообще... Да, полная отстраненность. Ну почти. Совсем почти.
Потому что все портили уши - максимально развернутые назад, напряженно ловящие каждое движение, каждый звук, каждый вдох и выдох в камере напротив. Кицуне знала, что уши ее выдают с головой, но скрывать этого не хотелось - пусть... пусть. Потому что если кто-то из них вдруг поверит в ее равнодушную отстраненность, то в этом будет что-то нечестное. А нечестного же не должно быть, правда?
Нет, ну врать-то можно. Иногда. И не так крупно, если только по мелочи. Тогда - не страшно. Тогда это можно себе простить. Впрочем, себе можно простить что угодно... Особенно для Тайрин, да. Когда любишь себя больше всего остального, довольно сложно себе что-то не простить. Она и прощала, с не совсем присущей ей легкостью и щедростью - ну, себя же прощаем, не мало ли кого...
Решетка неприятно холодила спину сквозь футболку. И зачем белые делают такие холодные решетки? Глупые белые... Могли бы делать из дерева - дерево теплее, и... и его сломать проще. Вернее, его хотя бы возможно сломать, не то что железо... Это почти лишает сил, осознание того, что железо нельзя сломать, даже если грызть, даже если царапать... Ничего нельзя сделать. Но все равно надо пытаться - надо было. Тогда, в Америке. Пготому что иначе - никак, потому что чувствуешь себя слабой, а это отвратительное чувство.
Где-то там, за спиной, Мэтт прижался к "своей" решетке лбом, и девчонка чувствовала его взгляд чуть ли не кожей. Взгляд легко почувствовать, да-а... И хочется либо уставиться так же в ответ, либо съездить в челюсть. Ну, это были самые распространенные варианты, по крайней мере, для нее.
Но Айритайрин, тем не менее, не сделала ни того, ни другого, продолжая сохранять равнодушный вид. Вспомнила, как хотела вечером побить Мэтта железякой - она уже даже не помнила, за что именно, но помнила, что хотела. Железяку забрал усатый... И зачем она ему. Чужое оружие нельзя присваивать себе, а железяка была именно оружием - потому что другого не было. Тогда не было.
- Тебя куда водили? - спросил Мэтт. Тайрин дернула ухом. Куда водили... Пффф, рассказывать про эту слабость, про эту невозможность побить... Пффф!
Тем не менее.
- В квадратную комнату, - кицуне немного помолчала, несколько секунд, как будто подбирая слова. - Там был усатый человек и тот акайрин, который меня сюда притащил, - снова немножко молчания, а потом она все-таки обернулась, вытаскивая руки из карманов и снова цепляясь за решетку - так как будто бы было удобнее стоять. - Усатый хотел знать, почему я напала на того белого, с экраном, а еще спрашивал, нападал ли ты со мной, - девчонка сморщила нос.
Ну, знает этот усатый, как все было, и что. Что он с этим знанием делать будет? Ему что, просто интересно было? Знать, кто виноват... зачем? Наказывать... Какое право имеет? Глупый... Идиот... Белый! Белый... ненавижу... убью когда-нибудь, вот только стану свободна, и тогда... Месть, мстить врагам, потому что хочется, потому что надо, потому что нельзя так оставить, нельзя!..
Тайрин глубоко вдохнула воздух. Невкусный воздух, под небом он намного вкуснее. Не в городе, не в Америке. Дома... дома был самый вкусный воздух. Быть может, именно потому, что он был дома, Тайрин не знала точно, а может быть, и не задумывалась вовсе...
- Я не смогла его заставить обещать, что ничего не случится, - раздраженное фырканье.
Это, пожалуй, расстраивало больше всего.

0

37

Все комнаты квадратные, но некоторые квадратнее других. Впрочем, из квадратного правила существуют исключения. Объем воздуха в квадратной комнате вычисляется как площадь основания умноженная на высоту, или произведение образующих ребер. Для куба – высота в кубе соответственно. В вычисления вносится погрешность за счет присутствующих в комнате объектов, каждый из которых вытесняет некий объем.
Усатый – скорее всего начальник, а волка Мэтт запомнил с момента встречи.

Парень подозревал, что Тайрин будут допрашивать, правда ошибался в причинах: он считал, что это продиктовано тем, что ее взяли непосредственно на месте нападения, а не потому, что она значилась как ценный экземпляр. Последний факт для ину был неизвестен, да и сама Тайрин вряд ли осознавала причины подобного отношения к себе со стороны охранников и их начальника.

Мэтт сместился в угол своей камеры, прислоняясь теперь спиной к сплошной стене, а плечом упираясь в решетку. Так ему было видно часть коридора по направлению к посту охраны, где сейчас что-то происходило. Но, пока там кто-то с кем-то беседовал, они с Тайрин могли спокойно перекинуться парой фраз.

- Усатый хотел знать, почему я напала на того белого, с экраном, а еще спрашивал, нападал ли ты со мной.
Ожидаемые вопросы. Мэтт даже не стал стучаться затылком в стенку за собой, хотя желание и возникло.
- Что ты ответила?
Риторический вопрос, и так  понятно, что лисенка не смолчит и не соврет. А от ее ответов мало что менялось в их положении: ее то видели рядом с тем человеком. Его же взяли в стороне. Ну плюс еще записи с камер.
Мэтт скривил губы в усмешке. Сделать черное белым, а белое черным. Вот задача. Какую грань куба ты видишь сейчас на переднем плане?
- Я не смогла его заставить обещать, что ничего не случится.
- Он бы и не пообещал. Он просто выполняет свою работу. Как и все остальные, - Мэтт вздохнул. В правосудие верилось слабо. Но к ним относились еще по-человечески, учитывая, во что они вляпались. Пнули пару раз? Так и ребра целы и зубы на месте.
Он потер щеку, по которой утром расписалась лисёнка – как же давно это было, а теперь еще и гематома разливалась. Ногти шкрябнули по щетине, парень последний раз брился еще в палате, сутки или уже больше назад.
- Знаешь… Я того типа тоже убить хотел, - он признался ей спокойно, осознанно. Разобравшийся в споих эмоциях и желаниях.

На посту тем временем действительно было людно. Миура-сан не откладывал дела в долгий ящик, он связался с Ито практически сразу, как вышел из кабинета.
И теперь в начале так называемого тюремного блока собрались дежурный охранник, Хонда, который просто не успел уйти, врач и подошедший вслед за ним Ито.
До прихода помощника на посту шел разговор, обычный обмен сплетнями о последних событиях.
Врач, Алан Гаррет, поздоровался с Ито за руку, тогда как охранники вытянулись как по команде “смирно”.
- Ито, и как я должен их осматривать в подобных условиях? – поинтересовался врач у помощника.
- Как обычно, Гаррет. Вы не поверите, но я здесь для того, чтобы записать показания девочки. Она утверждает, что наши ребята были с ними излишне жестоки. Только начните с ину, Миура-сан может захотеть с ним поговорить.
- Легко сказать, как обычно. Девочка удушила взрослого мужчину.
- Почти. Все будет в порядке. Для предотвращения внештатных ситуаций с Вами будет Хонда, - Ито улыбнулся, снизу вверх глядя на врача, роста в помощнике шефа было не много.
- Уж поверьте, я видел это почти…
- Просто проведите общий осмотр и сделайте заключение, Гаррет. Ночь у всех выдалась тяжелой, - Ито быстро пролистал бумаги.
Хонда молча стоял чуть в стороне, невозмутимо прислушиваясь к разговору между задержанными: волчий слух позволял разобрать, о чем трепятся ушастики.
- Саммерс, почему не сообщили о просьбе Колдуэла? – Ито нашел запись в журнале.
- Собирался, Ито-сан, но привели девочку, и…
- Я понял Вас, Саммерс. Хорошо, идемте, Гаррет.

Тем временем, этажом выше Миура разговаривал с начальником. И этот разговор ему очень не нравился, как и озвученные решения по ситуации с террористами…

0

38

Хотя она, наверное, не умела расстраиваться по-настоящему. Злиться - умела, обижаться - тоже... Но расстраиваться - в этом было что-то странное, что-то не свойственное ей. Хотя расстраиваться в ее жизни, определенно, было от чего, но она, наверное, всегда злилась. Злость и ненависть может заглушить все остальное. Абсолютно все. Густая пелена тягучего тумана... именно так.
Злость и ненависть...
Тайрин зевнула, обхватывая пальцами татуировку, окольцовывающую правое предплечье. Тогда, когда ее наносил шаман, тоже хотелось спать, немного - то состояние напоминало некую одурманенность, и сложно было воспринимать реальность такой, как она есть. Тогда все плыло перед глазами... И совсем не чувствовалась боль, было весело и хотелось смеяться... и она смеялась, тогда.
Она, кажется, уже давно не смеялась.
Уши дрогнули - кто-то пришел. Кто-то пришел в это помещение с клетками. Какие-то люди... незнакомые. И тот акайрин, тот самый акайрин, на которого она смотрела ненавидящим взглядом почти всю дорогу сюда. Опять... опять! Хотелось передышки... хотя бы немного. Но это глупое девчачье желание, так делать нельзя. Что-то дано тебе - терпи и сражайся. Уметь выносить надо все. Иначе никогда не получится стать такой, как великий воин.
Теперь, правда, уже не получится никогда... И она думала об этом слишком часто. Так часто, что, наверное, пала бы духом окончательно, если бы не держалась на упрямстве и ненависти.
Нет, не надо об этом думать. Совсем.
- Что ты ответила?
- Что белый искал меня. Усатый сказал, что спросит у того, зачем он это сделал... - кицуне задумчиво прикусила губу. - Я думаю, что раз усатый не знает, зачем тот искал меня, значит, тот искал... меня сам, потому что ему хотелось, - она серьезно посмотрела на Мэтта. - Потому что Мартин говорил, что меня надо искать только тогда, когда я потерялась. А меня никто не терял, - последняя фраза была произнесена четко и на удивление ровно. Никто не терял... Потому что здесь она была не нужна никому из людей.
Никому из людей и никому из акайрин. За единственным, пожалуй, исключением. В нем она была уверена.
Люди где-то там говорили и говорили... Зачем они пришли и говорят здесь? Дразнить их, сидящих в клетке? Зачем так много? Их, кажется, четверо? Не достать ни одного... Нельзя напасть. Пришли к ним в клетки, люди, считающие себя хозяевами этого большого мира.
Глупые и слабые хозяева.
Как обидно, что было всего несколько мгновений без ненависти. Тайрин казалось, что она устала... ненавидеть. Хотя кто-то когда-то сказал ей, что устать ненавидеть невозможно. Но ей все равно казалось, что она устала.
Ну что же, люди? Сыграем в гляделки? У вас точно нет такого тяжелого и темного взгляда... Вы точно не выдержите его. А если и выдержите... Быть может, придется признать вас равными. Но только до того момента, пока мы по разные стороны клетки. А потом...
- Знаешь… - снова подал голос Мэтт, спокойно. Айритайрин, полностью сосредоточившаяся на людях, вздрогнула и снова уставилась на парня, прежним выжидающе-недоверчивым взглядом. Несколько мгновений без ненависти. - Я того типа тоже убить хотел.
Того типа. Того белого, с экраном, которого ей не дали убить. Того белого, которого она не успела убить, ей не хватило всего несколько мгновений той ненависти, которой сейчас с избытком, которая, кажется, вот-вот будет бить через край... Того белого! Она бы растерзала его голыми руками, дай ей его сейчас. Враг, которого ты не смог убить - самый ненавидимый враг.
Того белого...
"Так почему же ты не убил, тогда, ведь ты же... мог," - бился немой вопрос в блестящих черных глазах. С отчаянием, пожалуй, даже с мольбой. То, что он хотел убить того белого, она считала, кажется, само собой разумеющимся - ведь иначе быть не могло. Не могло совсем.
"Почему ты не убил?" - билось в глазах, но Тайрин, не могущая переступить свою гордость, сказала совсем иное, быть может, где-то об этом и жалея.
- Это мой враг.

+3

39

Тайрин принесла ценную информацию. И сделала правильные выводы. Золотая девчонка. Это же был такой подарок, если человек действительно проявил ненужную инициативу. Инициатива, она наказуема. И Мэтт теперь собирался разыграть эту карту, как козырь.
Лисенку надо было на руках носить, вот что верно.
Нет, конечно, был вариант, что все это "пшик". Но все равно это был шанс, крохотный такой, но их шанс.
Мэтт кожей ощущал взгляд лисенки, хотя и смотрел сейчас в сторону поста в начале их коридора. У нее был удивительный взгляд.
С того, что она на него смотрела, вот так же пристально, неотрывно, и началось их знакомство. Что он тогда сказал? «У тебя слишком яркая футболка».
Тайрин сама была яркой. Вспышкой, пламенем, обжигающим огнем.
Можно греться, можно обжечься, но нельзя покорить. Невозможно удержать в руках, вырвется, взвоет, поднимется стеной, подсвечивая багровым небо, кинется, сжигая все на своем пути.
- Это мой враг.
Враг... не думаю, что мы его увидим еще, если выйдем отсюда.
Слова кицуне прозвучали так, словно он собирался отнять у нее право на убийство.
Это моя добыча, так?
Вот только в этом мире белых людей действовали другие правила, нежели на ее родине. И убийство было запрещено. Но были исключения. Для кого-то закон не писан. Если ты из сильных, из власть имущих, если у тебя много денег. Большие хищники, маленькие хищники, добыча. А кто они с Тайрин? Из всех правил есть исключения...
Ответить он не успел, те, на посту, наконец, наговорились и пришли к ним. В коридоре включили свет, не только над первыми двумя камерами, но и до самого конца.
Ого. Делегация прямо.
Мэтт усмехнулся, оглядывая пришедших. Опять волк, кажется, ему крупно не повезло этой ночью, судя по положению ушей, намекавших на легкое раздражение. Европеец, с сединой на висках и морщинками в уголках глаз, хотя и не старик. От этого за милю пахло медикаментами, однозначно определяя его как врача.
Ину вздыбил шерсть, врачей он не любил также как и охранников, если не больше. И было еще в этой нелюбви что-то от страха. Если ты болен — тебя заберут и спишут. Тебя не станет.
Возглавлял делегацию невысокий японец, вроде и неприметный на первый взгляд, но окруженный ореолом силы и власти. Бывают такие. Посмотришь и понятно — это альфа. Мэтт заинтересовался им. Но человек был без усов, значит это не тот, с которым разговаривала Тайрин.

- Здравствуйте, - первым из пришедших заговорил Ито, он посмотрел на ушастых в камерах по очереди, убеждаясь, что завладел вниманием. - Меня зовут Ито Киёси, я помощник начальника отдела охраны. С вами я заочно знаком. Это мистер Гаррет, врач. Он осмотрит вас и окажет медицинскую помощь, если таковая необходима.

При этих словах Гаррет тихонько хмыкнул себе под нос, словно у него было что возразить, но он смолчал. Врач расстегнул халат, убирая одну руку в карман брюк. Он с интересом оглядывал двух подростков в камерах, особенно девочку, пока не наткнулся на ее взгляд. Проиграв ей в "гляделки", Гаррет обернулся к парню, который сверлил его холодным взглядом.
Ну, прямо как меж тигров на цирковой арене...

Наджаррах Кри'Олена Арьялу Ульвиган Айритайрин.... - тем временем продолжал Ито, - мне также поручено записать твои показания.
Как ни хорош был его английский, но на имени кицуне помощник запнулся, бросив быстрый взгляд в бумаги.
Он вообще чувствовал себя немного неуверенно, хотя внешне это не было заметно. Ито не привык брать показания в такой обстановке, по идее беседа должна была вестись не здесь, а в одном из кабинетов. Но этой ночью сотрудников не хватало, дел было по горло и выше, так что приходилось все делать в сжатые сроки, совмещая и медицинский осмотр, и запись показаний. Последнее вообще было нонсенс — кто-то из учеников-слуг заявил о жестоком обращении и потребовал разбирательств.

Хонда, уже знавший эту парочку и особенно — девчонку, с ее нравом, опять стоял статуей, правда, теперь уже не такой напряженный, как ранее в кабинете. Оками банально вымотался за эту смену, а она все не кончалась. Не успел уйти, попался на глаза вышестоящему и опять привлечен к делу. Эта лиса была как кость в горле.

0

40

Позднее, кабинет начальника отдела режима и охраны.

Раннее утро, если восемь часов до полудня можно считать таковым после бессонной ночи.
Хотака находился в своем кабинете, сообщив, что его ни для кого нет в течении пяти минут. На затонированные окна дополнительно были опущены жалюзи, и в помещении царил полумрак, единственным источником света были встроенные светильники под потолком, тоже сейчас приглушенные.
Пятиминутный перерыв. Тяжелая во всех отношениях ночь.
Прибывшее руководство велело снять оцепление. Ситуацию взял под контроль сам директор. Были привлечены сторонние силы, при том, что незадолго до этого обращаться к органам правопорядка было запрещено. Как и распространятся о ситуации с заложниками.
Фактически, местное отделение охраны отстранили. Было принято решение о штурме.
Среди заложников были пострадавшие. А террористов моментально "испарили"... Создавалось впечатление, что на территории школы решались какие-то личные проблемы или велась война кланов.
Миура расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, потер виски. Как бы то ни было все закончилось. Хорошо или плохо, это еще предстояло выяснить. И выяснять будет не он. Будет служебное расследование, все как обычно, по обкатанной схеме.
А у него оставалось последнее дело. Шеф разложил перед собой листы с отчетами, прищурился, вчитываясь в строки.
Ямагути Тэйтаро, младший научный сотрудник, лаборант, 27 лет. Не имеет разрешения на использование поискового устройства LKZ-MI-2093-LineTracer. Имеет доступ к  оборудованию. Устройство LKZ-MI-2093-LineTracer отсутствует, следов взлома нет.
Данный образец был передан Мартином Левисом, вместе с подробной инструкцией по использованию.
Мартин Левис... Хотака бросил на телефон, стоящий на столе, такой взгляд, что аппарат должен был стечь лужицей пластика. Левис обещал сообщить, как только возьмет билеты на ближайший авиарейс. Да, Миура лично связался с этим человеком, сухо обрисовав тому факты. По итогам разговора становилось понятным отношение кицуне к закону.
Ее куратор считал, что у девочки были веские основания, чтобы попытаться убить человека, и очень дотошно выспрашивал, что же Ямагути сделал. Правда в итоге, выслушав и помолчав в трубку, все же кажется осознал произошедшее и заверил, что окажет максимально возможную помощь, для чего и вылетает практически немедленно.
В нью-Йорке сейчас еще был вечер вчера, девятнадцать часов. Перелет займет в среднем часов 18, плюс дорога от аэропорта. Значит через двадцать этот Левис будет здесь, чтобы поговорить с девочкой. Привезет новое устройство. Сутки ожидания.

0

41

Хотя, может, правильнее сказать "это был мой враг"? Нет, нет. Враг остается врагом до тех пор, пока ты его ненавидишь, а того белого она ненавидела ужасно, злобно и, наверное, навсегда. Пока не сможет убить. От этого мало что изменится теперь, но все же. Его надо, надо убить!.. Враг... Она не сможет быть спокойной, пока этот человек жив! Она должна, она обязана!..
Зажегся свет, кицуне часто и недовольно заморгала. Зачем эти белые включили свет? Им что, было темно? Не видно, да? Неполноценные люди, ха...
Пока люди шли, она успела поменять положение своей тушки в пространстве, и теперь тоже, как и Мэтт, стояла в углу, спиной к стене и плечом к решетке, неотрывно смотря на людей, которые пришли и теперь стояли между двумя клетками, смотря на нее и на Мэтта. Люди смотрели на них, а они смотрели на людей. Смотрели и молчали, играя в гляделки. Ну, кто сдастся первым?
Их было трое, тех, кто пришел. Невысокий человек, похожий на усатого и бывший среди них главным; седоватый и пахнущий лекарствами - наверняка врач, которого сулил усатый; и акайрин. Злой, раздраженный акайрин. Девчонка еще оскалилась в его сторону, впрочем, после так и глядя на людей.
Глядя... играя.
- Здравствуйте, - по-английски начал похожий на усатого, Айритайрин не смогла дать ему точного определения, которым можно было бы его назвать про себя. Здоровается... зачем? Привлечь внимание? Ну, такую толпу белых сложно не заметить... - Меня зовут Ито Киёси, - дурацкое имя... - я помощник начальника отдела охраны, - смысл этой фразы понять было сложно, но времени разбираться не было. Пришлось сделать вид, что она все поняла. Казаться сильной... - С вами я заочно знаком, - заочно? Это как? Сложно, слишком сложно... Много непонятных слов... зачем? - Это мистер Гаррет, врач. Он осмотрит вас и окажет медицинскую помощь, если таковая необходима.
Врач сдался первым. Отвел взгляд, тем самым позволяя темной душонке возликовать от чувства этой маленькой победы. Как хорошо побеждать!..
Теперь она сверлила тяжелым взглядом того, невысокого. Ей было интересно, когда сдастся он. Он ведь сдастся, он не может не сдаться... Он не смотрит на нее, у него нет такого же взгляда. Он похож на усатого, но он - не усатый. Он слабее, много слабее...
Глупый белый.
- Наджаррах Кри'Олена Арьялу Ульвиган Айритайрин... - они что, все здесь учат ее имя наизусть? Но невысокий запнулся, произнося ее имя, и это немного грело душу. Для этого человека ее имя недоступно. Ее... бывшее имя. Но это не важно.
Кажется, она хотела не думать об этом.
- Мне также поручено записать твои показания.
Так вот про какого помощника говорил усатый... Значит, ему надо рассказать, как плохо к ним относились. Тайрин усмехнулась, складывая на груди руки, и продолжила мрачно смотреть на невысокого, выдерживая паузу. Что же... она расскажет.
- Люди того усатого человека в нас стреляли, - сообщила кицуне, помолчав. - Ты не знаешь, как это больно. Наверняка они в тебя не стреляли, - прикусывание губы. - По сравнению с этим то, что там, на улице, человек чуть не задушил меня, пока держал, и то, что после той клетки акайрин, - кивок на акайрин, - чуть не сломал мне руки, почти мелочи.
Тайрин оторвала взгляд от невысокого и посмотрела на Мэтта. Про него, наверное, говорить не стоит, все ясно и так... Врач ведь вылечит его ногу? Или это лживый врач?..
Она снова уставилась на невысокого.
- Я хочу, чтобы ты позвонил Мартину. Он говорил, что надо звонить ему, когда плохо.

+1

42

Все через пень-колоду. Ито даже не ожидал, что эта девочка сразу пойдет в наступление. Что имя, что характер. Плохой английский, но она точно знала, чего хочет. Он понял, что усатым кицуне назвала шефа, а вот все остальное... Стрельба, клетки, удушение. Словно не они напали на человека, а охранники, злобно рыча,  накинулись на них. И в завершение — фактически требование звонка. Рядом, не выдержав, закашлялся Гаррет, маскируя так  легкий смешок.
- Ито-сан, с вашего позволения, я займусь молодым человеком, пока вы будете записывать показания этой девушки. У него следы избиения явно на лице.

Врач шагнул по направлению к камере, отчего Мэтт автоматом отодвинулся от решетки назад, увеличивая дистанцию для маневра. Рефлекс. Он и сам был в легком шоке, поняв, что эта делегация здесь потому, что одна лисенка где-то уже навела свой порядок. Несложная конструкция, похожая на цепочку.
Вот только когда она успела? И как?
Тайрин в действии. На ум снова пришло то сравнение, с пулей. И оставалось только пожалеть тех, кто был у нее на пути. А он тут еще мозг ломал, выворачивая факты в ленту Мёбиуса, в попытке найти способ выгородить ее...
Гаррет остановился по ту сторону решетки в явном замешательстве. И Мэтт его понимал. Тут вообще начинался какой-то цирк, пусть даже осмотр будет чисто номинальным. Вряд ли врач владел древним искусством постановки диагноза по пульсу пациента. А это означало только одно — ему надо войти в камеру. Или вывести Мэтта? А охранник то у них один.
Парень уставился на человека, гадая, о чем тот сейчас думает. Боится войти? Или просто сейчас отвернется, посчитав осмотр оконченным?

Оками очень, очень хотел сломать этой кицуне руки. А потом шею. Она как-то не задумываясь опустила подробности собственного сопротивления. Конечно, маленькая худенькая девочка и здоровые тренированные мужчины. Душили ее, руки выкручивали. А когда она сама как бешеная кидалась, пиналась и кусалась — это мелочи. Или надо было ее поставить и мягко пожурить за поведение?
Хонда уже не мог совладать ни с вздыбившейся шерстью, ни со взглядом, в котором проступила злость.
Малявка считала, что ей все должны и жила по своим законам. А потом из-за таких, как она, поднимался вопрос — можно ли их признавать равными людям?
Дикарка! Заносчивая маленькая заноза!

Помощник шефа почувствовал себя глупо. Вот он стоит в коридоре, а его из-за решетки сверлит взглядом босоногая девчонка. Взглядом, от которого мурашки сами начинают вдоль позвоночника бегать.
И получается — чего они пришли? Вот он конкретно, человек, зачем пришел?
Гаррет в своей собственной манере тоже успел выступить, но теперь пусть займется  работой, ради которой его сюда и отправили.
В коридоре не было даже стула, на который он мог сесть. Какая нелепая ситуация!
- Ты сможешь позвонить, как только мы закончим наш разговор.
Ито бегло просмотрел верхний лист в папке. Мартин, Мартин Левис, куратор.
- Я думаю, ты должна понимать, что стреляли в тебя с целью остановить, ведь ты пыталась убить человека, - он вновь поднял глаза на кицуне. И невозможно не смотреть, ведь тогда ее взгляд чувствуется кожей. И смотреть долго невозможно — нечеловеческие глаза, до костей пробирает.
- В тебя стреляли из оружия нелетального типа и эти действия были оправданы.
Опять-таки, причем здесь это нелепое обвинение в том, что он не подвергался действию электрошокового оружия? Рассуждения девочки ставили в тупик, хотя было понятно, почему она мыслит подобным образом: полнейшая дикарка.
В голосе сохранилась уверенность. Есть определенные предписания, должностные инструкции в конце концов! И при задержании все эти правила соблюдаются.
- Теперь расскажи, кто конкретно и когда тебя душил? Если не знаешь имени, можешь просто описать мне этого человека.
Ито бросил короткий взгляд на стоящего рядом оками. Да, именно его группа произвела задержание, по устному описанию можно определить имя.
Небольшой там-аут и вот он уже снова готов скрестить с кицуне взгляды.

0

43

Люди удивились. Вернее, белые удивились - и акайрин, и Мэтт... Хорошо это или плохо - Тайрин не знала, но все равно осталась внешне почти спокойной, сложив руки на груди и по-прежнему сверля взглядом невысокого, который явно чувствовал себя неуютно под ее взглядом, но глаз не отводил. За остальными событиями в коридоре и в камере напротив она следила только слухом - чуткие уши вздрагивали каждый раз, когда кто-то делал шаг или вздыхал, что уж говорить о словах, о речи...
Повисшую относительную тишину, нарушаемую разве что возмущенным сопением акайрин и треском мозгов в черепных коробках, нарушил кашель врача. Кицуне дернула ухом, несколько недоуменно.
- Ито-сан, - ага, это - имя невысокого. Дурацкое имя, - с вашего позволения, я займусь молодым человеком, пока вы будете записывать показания этой девушки, - уже хорошо. Ведь врач для того и пришел, чтобы помочь? Впрочем, это вполне может быть лживый врач, он же белый, он же человек, его же прислал усатый, а усатый точно был лжецом - по крайней мере, так хотелось думать.
- У него следы избиения явно на лице.
Темная ладонь девчонки сжалась в кулак. Следы избиения на лице, да. Это ее, Айритайрин, царапины! Он же про них говорит? Ведь никто больше не бил Мэтта по лицу, это можно делать только ей, да и то иногда, в особо крайних случаях - а тот случай на озере точно был крайним.
Несколько шагов врача, пожалуй, слишком гулких по каменному полу. Тайрин не знала, что будет делать, если вдруг врач скажет что-то по поводу ее царапин на щеке Мэтта. Побить его, чтобы замолчал, никак, и... как-то странно оно все было. Грустно, что нельзя никого побить, ведь бить намного проще, чем разговаривать - в такой ситуации, конечно. В более мирных легче разговаривать, чем бить. Не сейчас.
Невысокий с дурацким именем начинал чувствовать себя все неуютнее, она знала. Это понемногу начинало забавлять, и можно было бы его отпустить взглядом, если бы это не было так забавно. Интересно, что этот человек будет делать после еще нескольких минут неотрывного тяжелого взгляда? Уйдет или выдержит? Не выдержит или совладает с собой?.. Все люди разные... и реагируют на это по-разному.
- Ты сможешь позвонить, как только мы закончим наш разговор.
Значит, невысокий хочет, чтобы она звонила сама? Тайрин кивнула и чуть прикусила губу, гадая, как будет выкручиваться - пользоваться телефоном она не умела. Ее не учили. Нет, она, конечно, видела, как это делает Мартин, и предполагала, как это делается, но все же...
А люди будут смотреть за ней.
- Я думаю, ты должна понимать, что стреляли в тебя с целью остановить, - да, это все уже говорил усатый, кажется, она все это слышала... Неужели белые не могут придумать что-то другое, что-то новое, которое было бы более нормально, ведь не давать... Впрочем, они же ничего не знают, ничего! Глупые белые...
- ...ведь ты пыталась убить человека, - невысокий поднял взгляд. Кицуне мучительно захотелось показать ему язык, но делать она этого не стала. - В тебя стреляли из оружия нелетального типа, и эти действия были оправданы.
Что такое "оружие нелетального типа" - она не знала. Слово "нелетальный" наводило на мысли о полетах, но белый явно хотел сказать что-то другое. А вот что... Пришлось промолчать все с тем же серьезным и всепонимающим видом, снова начиная желать в глубине души, чтобы все это закончилось, чтобы больше не продолжалось, чтобы не надо было ненавидеть... устала, устала!..
- Теперь расскажи, кто конкретно и когда тебя душил? Если не знаешь имени, можешь просто описать мне этого человека.
- Я не видела.
Она действительно не успела рассмотреть лица того человека подробно, и не прилагала усилий к этому. И сильно сомневалась, что люди стали бы ругать этого человека за то, что он слишком сильно сдавил ее горло - люди, они же друг за друга, люди всегда правы... они так думают.
- Вы так и будете держать нас в клетке? - поинтересовалась Тайрин, чуть помолчав. - Боитесь выпустить, да?

0

44

Мэтт мысленно помянул врача недобрым словом, потом прошелся по его родственникам. Ну вот чего он стоит и смотрит? И непонятно, что будет дальше. Они что, всерьез озаботились их с Тайрин правами? Парня ситуация в целом начинала нервировать. И еще он был против медицинского осмотра.
Иррационально. Глупо.
Но с него хватило всего это за прошедший месяц. Умом он понимал, что поступает неразумно (в который раз уже с момента доставки его в школу), но при этом упрямо продолжал твердить себе, что врачам доверять нельзя.
И также упрямо вернулся к решетке, вслушиваясь в разговор.
Дернул губой, оскалившись на упоминание электрошокера. Ага, нелетальное. Действительно, не убили. С другой стороны дротики со снотворным получше будут. Правда от них потом мутит с удвоенной силой.
Хотелось язвить и передергивать слова того, который представился как Ито, помощник начальника.
- Теперь расскажи, кто конкретно и когда тебя душил? Если не знаешь имени, можешь просто описать мне этого человека.
- Я не видела.

Гаррет, мало обращающий в данный момент внимания на разговор за спиной, рассматривал ину за решеткой. Было во всем этом что-то неправильное. Подростки, фактически дети. Ну почему так получается, что они попадают под пули, за решетки, в лаборатории? Даже сейчас этот парень смотрел на него с ненавистью, холодной и расчетливой. А ведь что он, что эта девочка, у них должны быть родители, семья. Они должны бегать в школу, радоваться каникулам, у них должна быть первая любовь. Будущее, в конце концов. И пусть боятся врачей, только лет в пять, во время уколов. Гаррет улыбнулся, но печально, едва заметно дернув уголком губ. Колдуэл явно припадал на одну ногу, да еще у парня была температура. Надо было как-то достучаться до него, Гаррет совершенно не хотел прибегать к грубой силе.
- Мэтью. Ведь правильно? Могу я называть тебя так? - он подошел еще ближе к решетке, в попытке установить зрительный контакт и попытаться договорится об осмотре по хорошему.

Оками бросил короткий взгляд в сторону врача. Тот необдуманно подошел слишком близко к решетке, и Хонда моментально представил себе ЧП. Ину мог применить силу, взяв в заложники Гаррета. А потом выдвинуть требования. Маловероятно, но такой вариант развития мог иметь место. Нельзя было обманываться их внешним видом.
Этот Колдуэл, он был крепкий, сильный, и явно соображающий. А кицуне с непроизносимым именем, что сейчас разыгрывала дурочку, скорее всего не сомневаясь пустит в ход зубы, когти и нож, будь он у нее. Парочка спелась, и их нельзя было даже рядом друг с другом держать. Пес сам вышел на группу, не бросив подружку, а как они потом друг за друга готовы были поубивать...
- Я не видела.
Волк оскалился. Ну да. Не видела, не помнит, не знает, рассказывает сказки. Следовало вызвать сюда Саммерса, он же не может разорвать на два фронта?
- Мистер Гаррет, пожалуйста, - обратился Хонда по-японски к врачу, призывая того к благоразумию. Ито-сан пусть пока с лисой разбирается сам, он порядок знает.

Еще только кода Киёси впервые столкнулся с подобными существами, не-людьми, он сделал для себя один вывод. С ними нельзя выказывать слабости. Не просто выказывать, даже чувствовать. Малейшие сомнения, неуверенность они улавливали как радары, моментально переходя в атаку. Если, конечно не были слабыми и забитыми существами к тому моменту. Но даже такие, сломанные, они могли внезапно показать зубы, учуяв слабину. Звериная реакция. У всех, не важно, были это оками или кицуне. Даже ину и неко пробовали, прощупывали тебя каждый раз, оценивали.
Ито сейчас не мог уступить. Иначе он проигрывал не только этой кицуне, а ведь ей всего пятнадцать. Он еще и в глазах оками переходил на ступень ниже, Хонда тоже был из "этих".
Напряжение возрастало, Ито чувствовал, как оно покалывает по коже и стягивается вокруг. Из всех присутствующих, кажется, только Гаррет ничего не замечал. А так даже Хонда уже был на взводе, это было хорошо заметно.
А у Ито была самая неудобная позиция. На острие — потому, что он был здесь старший. И меж всеми,  ведь он стоял посередине, между двух камер.
- Я не видела. Вы так и будете держать нас в клетке? Боитесь выпустить, да?
Он упрямо не отводил взгляда, буквально сцепившись с кицуне в этом поединке двух воль. Обострившимися сейчас чувствами определяя и взгляд в спину со стороны ину, и   оками, подобравшегося рядом, следящего.
Как поступить в данной ситуации? Только продолжать расспрашивать, добиваясь ответов. Если только кицуне не сдастся, не спасует. И не заберет свое заявление.
- Мы не можем вас отпустить, пока не выясним все обстоятельства произошедшего.

- Вы так и будете держать нас в клетке? Боитесь выпустить, да?
- Мы не можем вас отпустить, пока не выясним все обстоятельства произошедшего.
Мэтт не был уверен, что понял хитрый план лисенки, играющей сейчас в "кошки-мышки" с помощником начальника, но решил вклинится в это дело. Аккуратно.
- Ее вел молодой, японец. С бородкой и усами, - он ухмыльнулся в спину человека. Ито хотел описание? Получите и распишитесь.
- Мэтью. Ведь правильно? Могу я называть тебя так? - врач, как нельзя вовремя. Мэтт и ему улыбнулся, с намеком на оскал. Но нарываться в открытую не стал. Тем более, что волк практически сразу что-то "пролаял" на японском, заставив врача с недовольным видом обернуться.
Этот сб-шник свое дело знал, Мэтт даже был готов поклясться, что волк предположил захват заложников. Сумасбродство чистой воды, его сейчас слишком подводила нога, чтобы попробовать уйти таким способом.
Идущие на смерть приветствуют тебя...
Потребовать открыть двери и попробовать подняться на этаж, выйти на поверхность и потом что, улететь?
Мэтью... Он не очень любил это имя, короткое Мэтт было привычнее. На крайние случай - Колдуэлл сгодится.
Парень исподлобья глянул на врача, который в этот момент махнул рукой, что-то отвечая волку-охраннику. Опять незнакомый язык...

- Как я, по-вашему, должен проводить осмотр, если вы мне не даете даже подойти к пациенту? - Гаррет, махнул рукой, выражая негодование, автоматически переходя на японский язык, - Ито-сан, мне нужна карта на этого молодого человека, его состояние хуже, чем можно было предположить.

+1

45

Хотелось зарычать. Хотелось мучительно и невыносимо, бросаясь на решетку, как бешеный зверь, завывая, вырываясь на свободу, которая была не нужна. Ей - не нужна. Но нужна Мэтту. А Мэтт наверняка отсюда без нее не уйдет, она знала. И рваться на свободу, и рычать... но сдерживаясь, и так обидно, и только пристально глядя на человека, проклиная все на свете за то, что вынуждена использовать только этот взгляд.
С каким удовольствием бы она вогнала этому человеку нож в горло...
Они смотрели на него, трое акайрин, внимательно. Тайрин - в глаза, Мэтт - в спину, и тот акайрин - чуть сбоку. Человек попал сейчас под перекрестье взглядов, и должен, должен был проиграть!.. Ни один белый не выдержит трех взглядов сразу... не должен выдержать! Он проиграет. Он слабак. Он - человек, держащий ее и Мэтта в клетке. Ее в клетке! Ее, Арьялу Ульвиган Айритайрин!..
Дома никто не мог держать ее в клетке. Потому что она - Айритайрин. Дочь вождя. Будущая первая жена младшего сына великого воина Охатулу. Никто бы не посмел, только белые, жалкие белые! Как она их ненавидела... почти всех, существующих на большой земле, почти всех...
Короткое озлобленное шипение. Пальцы сжимаются в кулак.
- Мы не можем вас отпустить, пока не выясним все обстоятельства произошедшего.
- Почему?
Вот как. Значит, люди просто вот так держат их в клетке, да. Просто потому что надо где-то держать, пока люди будут выяснять все в подробностях. У них ужасно странный способ удовлетворения любопытства, ужасно странный. Клетка! Посадить бы туда их самих... чтобы прочувствовали все на своей собственной шкуре, неженки! Цацы белые... дураки, идиоты, сволочи!..
Тихо... ти-ихо. Сожми пальцы в кулак и смотри на человека. Тихо. Вдохни воздух. Прерывисто, знаю. Вдохни. И медленно выдохни. А когда ты окажешься на свободе, ты убьешь его. Просто потому что он держит тебя в клетке. Он не враг, нет. Он почти не враг.
Во взгляде начала прорезаться ненависть, горячая, жаркая, сметающая все, как огонь, как пожар!.. Ненависть... нет смысла холодно ненавидеть. Холодная ненависть не та... не так действует.
Ненавидеть надо уметь. Хотя она и устала от этого бесконечно.
- Ее вел молодой, японец, - подал голос Мэтт, в его голосе явно почувствовалась ухмылка. - С бородкой и усами.
Тайрин тихонько усмехнулась, чуть дернув ухом. Мэтт помнит... и это хорошо. Тогда... тогда они вдвоем, будучи в клетках, смогут надавить на этих людей. Смогут добиться свободы, желанной, как глоток свежего воздуха. Какое слово... свобода. Какое сладкое слово.
И свобода не нужна.
Врач что-то говорил Мэтту, подходя ближе к его клетке, и Тайрин развернула одно ухо в ту сторону, напряженно улавливая слова врача и смутно нервничая за своего друга. Потому что как бы то ни было, а все равно чувствовалось нехорошее, плохое в его состоянии и в его душе. Врач... врач был нужен. И что он скажет? Он ведь вылечит Мэтта, правда? Он ведь должен это сделать?
- Мистер Гаррет, пожалуйста, - сказал акайрин где-то спереди. Сказал по-японски, и она поняла - слишком простая фраза, даже с ее почти никаким японским можно было это понять. Пожалуйста... пожалуйста что? Что хочет акайрин? Слишком сложно понять... Не зная того, о чем акайрин думал.
Уметь бы читать чужие мысли...
Поток японской речи, почти непонятной, кицуне выхватывала лишь отдельные слова, пытаясь по кусочкам составить из них смысл слов врача. Благо, японского было мало, можно было понять хоть что-то... И она поняла. Поняла то, что Мэтту плохо. Хуже, чем кажется.
Хуже, чем кажется?!
Тайрин переместилась из угла клетки примерно на середину решетки, переведя взгляд с невысокого на врача. Сверлила теперь уже его пристальным взглядом.
- Врач, - окликнула она его по-японски. По-японски, потому что, наверное, не хотела, чтобы Мэтт понял. Потому что, наверное, Айритайрин не такая. Не должна быть такой. - Я хочу, - она помолчала несколько мгновений, облизав губы, задумчиво, подбирая слова на плохо знакомом языке, - ты делает... ты сделает, - поправилась она, нахмурившись, - Мэтт не больной.
Наверное, просьба, а не приказ. Но никому из них. Врачу. Просто потому что он им был.

+1

46

"Почему" - хороший вопрос. Мэтт даже знал на него ответ. Потому что они нарушили закон. Попытка убийства и для человека заканчивается за решеткой. Что уж говорить о не-людях? Хотя, конечно, все это справедливо лишь в том случае, если ты попался. Как он слышал от Кэтти "Сидят только неудачники". Гилмор бы тоже подтвердил правоту этого высказывания, он учил их не попадаться. А они попались. С поличным. Банально.
Парень, опираясь на перекладину на решетке камеры, продолжал с усмешкой следить за помощником начальника и за врачом, излишне эмоционально реагирующим на слова волка. Эти трое в коридоре сами попались. С одной стороны Тайрин, с другой он.
Вела пока лисенка, морально давя противника. Теперь и он подключился, хотя слабо верил в то, что от сказанного что-либо изменится. Перекрестье взглядов, слова-фразы, они перебрасывали их друг другу, вынуждая помощника рассеивать внимание на два фронта. А волк, так тот сам дергался, уже заведенный до вздыбленной шерсти.
Знать бы еще, о чем они говорят, когда переходят на японский...

Ито вздрогнул, когда за спиной раздался голос. И тут же окаменел, надеясь, что не заметили его реакцию, слишком неожиданно заговорил парень.
- Ее вел молодой, японец
В голосе ину слышалась усмешка, он словно издевался сейчас. Вообще странно, что этот Колдуэл молчал до сих пор. Судя по личному делу, он должен был быть активнее, быть лидером в этой паре. Но общалась пока только кицуне, задавая вопросы с подвохом. "Почему". Да элементарно! Так положено!
Зрительный контакт с лисой был прерван, Ито развернулся, так чтобы видеть и парня.
Тайм-аут, передышка, ему все мерещилось, что не будь решетки — девочка попытается его убить. Например — добравшись до горла. Крайне неприятно.
Глупости все это.
Просто сейчас Киёси находился в крайне невыгодной позиции. Надо было держать их порознь, и опрашивать, как положено. "Промариновав" несколько часов для порядка. Получить отчеты от группы Брана и уже имея представление о произошедшем разговаривать с этими "ушастиками". Если вообще разговаривать. А сейчас он никак не мог перехватить инициативу, девочка умудрялась сбить разговор, уводя его в сторону, не давая ответов на поставленные вопросы. Словно издевалась.
Вот к чему приводит нарушение инструкций, они ведь не зря составляются и проверяются на практике.
Во взгляде Хонды тоже чудилась насмешка, оками, остановивший врача (кстати, интересно, что Гаррет пытался сделать?), сейчас стоял, зацепив ремень большим пальцем левой руки-лапы, в обманчиво расслабленной позе. Правая вдоль тела, там кобура, как раз под рукой. И только хвост-полено выдавал настрой волка.
- Как я, по-вашему, должен проводить осмотр, если вы мне не даете даже подойти к пациенту? Ито-сан, мне нужна карта на этого молодого человека, его состояние хуже, чем можно было предположить.
Большое спасибо, Алан, за оказанную помощь. Гаррет кого угодно мог вывести из себя, была у него такая способность. Даже то, что отношения у них были вроде как приятельские, не спасали от подобного в рабочее время. Или способствовали этому?
- Мистер Гаррет, - Ито выделил обращение, намекая на то, что врач немного не вовремя решил вмешаться...

- Врач... Я хочу ты делает... ты сделает Мэтт не больной.
Фраза, кое-как составленная и произнесенная по-японски с ужасным акцентом, уподобилась разорвавшейся в помещении гранате. В тюремном блоке повисла тишина, все присутствующие уставились на кицуне за решеткой, только выражения лиц разнились.
Оками уставился на дикарку с выражением "Оно разговаривает?".
Ито быстро вспоминал, что было сказано в личном деле кицуне про ее способности в языках, максимально "закрывшийся" сейчас: ни один мускул на лице не дрогнет, так что легкий шок от произошедшего можно заметить только в самой глубине карих глаз.

Мэтт тоже был удивлен. Сильно удивлен. Настолько удивлен, что соскочил в мыслях с нормальной речи на слэнг, которым овладел за время бродяжничества.
Но, как не шокирован он был, собственное имя во фразе разобрал. И то, что лисенка обратилась к врачу уловил, хотя на Тайрин сейчас смотрели все. И сб-шник-оками, сейчас позабывший даже шерсть топорщить, и Ито... При этом помощник начальника выглядел так, словно проглотил лом, да так и остался с ним в пищеводе. Выражения лица врача Мэтту видно не было, тот стоял спиной, но тоже наверно челюсть подбирал с пола. Хотя с чего они все так переполошились, ведь ясно, что она не сильна в японском, все их переговоры по прежнему тайна.
А собственно.. собственно, что произошло? Она знает английский. Ее в школу отправили, поднатаскали в японском. Не в курсе был? Так и не спрашивал... Сам мог догадаться вообще.
Сейчас Мэтт понял, как мало они с Тайрин друг друга знают. Как мало он знает про лисенку.
У них до обидного было мало времени, чтобы узнать друг о друге побольше.
Уши у парня то вставали торчком, то прижимались, почти сливаясь с волосами, выдавая смену мыслей и настроения.
Что она сказала врачу?
Он не мог понять, что Тайрин задумала и причем здесь он.
Нет. Только не надо меня отсюда куда-нибудь отправлять. Даже к врачу. Не надо, слышите!
Кажется, он догадался. И моментально понял, что будет, если Тайрин убедит их.

Первым тишину нарушил Гаррет. Пару раз тихонько кашлянув, врач сделал шаг в сторону камеры с кицуне, через плечо оглянувшись на ину.
- Эм... - с легкой заминкой он перешел обратно на английский, бросив короткий взгляд на Ито, убеждаясь не нарушает ли тем, что вступил в разговор, какое-либо предписание. - Я с  радостью помогу твоему... другу. Но, видишь ли. Мне нужно его осмотреть. Но Хонда считает, что Мэтью нападет на меня.
Гаррет говорил медленно, взвешивая слова. Он оглянулся на ину, изучая реакцию того на фразу про возможное нападение. Заодно успел заметить испепеляющий взгляд от оками, которому не понравилось, что его вплели во все это дело, да еще и в роли злодея. Но хоть Ито пока не вмешивался, оставаясь наблюдателем.
- Если бы была уверенность, что такого не произойдет, то — Алан вроде как на секунду задумался, на самом деле мысленно прося излишне прямого Киёси сейчас не вмешиваться, - мы могли бы перевести вас в кабинет врача. Я бы осмотрел твоего друга и помог ему. Подожди, минуту.
Врач вовремя заметил признаки того, что Ито сейчас возмутится, в очередной раз начав свое "мистер Гаррет".
- Ито... - сан. Давайте следовать инструкциям? - поспешил он остановить Киёси, быстро говоря на японском, - Сначала проведем осмотр, вы же видите, что они психологически измотаны и не готовы сейчас идти на контакт. Любая попытка с ними поговорить воспринимается как нападение, ситуация может действительно выйти из-под контроля. Дайте им время, а потом уведите в свой кабинет, получите все ответы. Выведите их отсюда, обоих. Кабинете оборудован, Вы же знаете.

Слова врача и у Мэтта и у Хонды вызвали протест. Оками негодовал по поводу особого отношения к этим "деткам", словно не они человека убить пытались, и только выучка удерживала его от того, чтобы разразиться емкой тирадой. А Мэтт мысленно взвыл, протестуя против того, чтобы их с Тайрин опять развели. Он отступил от решетки вглубь камеры, прижав уши и скалясь, пытаясь встретится взглядом с лисенкой и убедить ее не поступать так.
Зачем, ну зачем, Тайрин, не надо, не говори им ничего, мне не нужен врач.
Врач опять разговаривал с помощником начальника, что-то с напором ему объясняя.

Ито действительно собирался остановить Гаррета, предложившего нечто из ряда вон. С другой стороны, слова врача были не лишены смысла. Смена обстановки должна была разрядить ситуацию, а к опросу можно было вернуться спустя час-полтора, вряд ли осмотр затянется. Однако, на то, чтобы вывести и ину, и кицуне одновременно он пойти не мог...

+1

47

Тишина больно резанула по настороженным ушам, и мучительно захотелось отступить, попятиться, закричать... заплакать, в конце концов. Столько взглядов, а ответить можно только на один из них, ответить спокойно, с насмешкой, пряча лихорадочно блестящую ненависть в глубине собственной души. Чтобы не было видно. Потому что сейчас не надо, не надо!.. Потому что хотелось...
Такая, наверное, обыкновенная просьба. Быть может, многие просили врача об этом. Но от нее белые этого не ждали, это был факт. Поражающий фактор, фактор неожиданности... будь она на свободе... только будь она на свободе! А теперь - просто стоять, сжимая прутья решетки крепко-крепко, и ждать, пока люди отойдут от шока того, что она умеет говорить по-японски, и что умеет просить не только за себя.
Хотя там, в кабинете, она просила.
Наверное, не стоило этого делать.
Она смотрела по-прежнему на врача, пристально. Ожидая того, что он скажет, чувствуя кожей четыре взгляда на себе и не позволяя себе сжаться. Если бы здесь был кто-то, кто был бы сильнее ее, под чьей эгидой она бы была, то тогда, конечно, было бы можно. Но ее единственный здесь защитник и друг тоже в клетке, а те, кто снаружи - враги. Считающие себя сильнее. Применяющие оружие, ни за что не согласившиеся бы выйти против нее с голыми руками. Те, кого следовало опасаться. Те, кто поймал ее.
Их.
Наконец, тишина нарушилась, закончилась, позволяя вдохнуть. Врач кашлянул, оглянулся на Мэтта - она, хотя тоже хотела это сделать, так и смотрела на врача - и сделал шаг в сторону ее клетки. Она прижалась лбом к решетке, чуть исподлобья созерцая человека, не мигая. Молча.
- Эм... - врач нервничал. Поглядывал на невысокого, волновался. Тайрин глубоко вдохнула. Врач продолжал уже по-английски, выдавая ее с головой перед Мэттом. - Я с радостью помогу твоему... другу, - о. Поможет. Врач поможет. А от него сбежать намного проще, чем от всех этих. И он слабее, всего один удар - и он лишится сознания, и тогда можно будет бежать, бежать отсюда, далеко, навсегда, туда, где никто не найдет, и где никто и никогда в жизни искать не будет!..
- Но, видишь ли, - медлено продолжал врач. Кицуне внимательно слушала, настолько внимательно, что было странно даже самой. - Мне нужно его осмотреть. Но Хонда считает, что Мэтью нападет на меня.
Хонда. Акайрин? Тот акайрин считает, что Мэтт нападет? Ну это понятно, акайрин защищает людей, если вдруг Мэтт и Тайрин, будучи даже в клетках, нападут на людей. Нет, у этих белых в голове вообще что-нибудь болтается? Как можно, будучи в клетке, напасть на людей? А снаружи... да, снаружи есть чего бояться. Она знала. И напасть... если вдруг... хотелось. ХОТЕЛОСЬ!
Девчонка фыркнула, насмешливо и зло, кидая короткий взгляд на акайрин, испепеляющим взглядом сверлящего врача. Акайрин слова врача не понравились... и она это понимала. Так что же?.. Врач хочет опять говорить что-то, кажется. Да, он хочет продолжать.
- Если бы была уверенность, что такого не произойдет, то, - врач сделал паузу, задумываясь. Тайрин отняла лоб от решетки и облизала губы, уже зная, что скажет врач и зная то, что ответит ему. Спонтанно, не раздумывая, - мы могли бы перевести вас в кабинет врача. Я бы осмотрел твоего друга и помог ему. Подожди, минуту.
И быстро что-то заговорил невысокому, Тайрин не успевала понимать. Не успевала, но ждала, пока словесный выплеск врача закончится, чтобы вставить свое слово. И когда тот закончил говорить, немного поколебавшись, все-таки решила сказать то, что, по ее мнению, могло бы быть почти кощунственным, неправильным, но без этого было нельзя. А ей хотелось, чтобы с Мэттом было все в порядке. Когда оба в порядке, больше шансов сбежать. Тем более из кабинета физически неподготовленного врача.
- Если Мэтт нападет... - по-английски, четко и ровно. Наверное, почти через силу, зная, что после этого Мэтт, наверное, будет ее ненавидеть. Но ей ли бояться ненависти? Ей ли, которая за эти полгода успела нахлебаться этой ненависти столько, что, наверное, смогла бы умереть, если бы чувствовала каждый ненавидящий взгляд своим телом. Да, наверное, будет ненавидеть.
Но зато с ним будет все в порядке.
- ...то я сама буду защищать тебя. Не акайрин. Я.
Она снова вдохнула, уже теперь глядя на Мэтта, и успев поймать его взгляд, просящий ее так не делать. Мэтт не хочет. Ему не надо. Ему не нужно. А ей... так что тогда... и как... почему... Тайрин прижала уши, опустила голову, закрыла глаза. Да, зря все это. Бессмысленно. Мартин говорил, что иногда она берет на себя слишком много. А теперь она даже права на это не имеет, теперь она никто. Ник-то. Совсем. Так что же...
Стало горько.
- Хорошо, - произнесла девчонка одними губами, в две секунды исчезая в глубине камеры, забиваясь в угол, теперь уже показывая всем своим видом, что говорить больше не станет, как и не станет защищать врача, нападать на Мэтта и на всех остальных. Как и звонить Мартину, как и делать что-то еще...
Нет смысла.
Просто нет смысла. И возможности. И души.

+1

48

Да что же ты делаешь. Зачем сдаешь? Зачем?
В голове у Мэтта как-то не укладывалось, что Тайрин отправляла его к белохалатникам.
Врач так мягко, осторожно ответил, говорил, что поможет. Парень сжал кулаки, уставившись на этого человека. Представителя многочисленной орды ему подобных.
Напасть? Да, теперь эта идея не казалась такой бредовой. Волк не дурак. Хонда значит. Или дурак? Идиотизм же, нападать на врача в данной ситуации. Помощник, Ито, внимательно слушал, что ему говорил врач, по глазам было видно. И Мэтт уже чуял, что японец согласится. Поменяет обстановку не в их пользу. Его уведут, Тайрин останется здесь одна. В клетке. Они будут продолжать ее спрашивать или уйдут, выключив свет. А он будет где-то еще, в белом боксе, вколют какую-нибудь дрянь. Нет.
Нет!
В голове все путалось, эмоции глушили здравый смысл, пугали своей силой.
- Если Мэтт нападет...то я сама буду защищать тебя. Не акайрин. Я.
Невозможно. Невозможно… О чем она… Что она … думает.
Губы шевельнулись, беззвучно произнося ее имя.
У Мэтта все происходящее не укладывалось в голове. Нельзя. Нельзя быть порознь. Надо было до последнего, сколько возможно, оставаться вместе.
Бессилие. Он что, еще не очнулся от кошмара?
Говорить можно только глазами… Или…
- Тайрин!

- Если Мэтт нападет...то я сама буду защищать тебя. Не акайрин. Я.
Волк вообще уже слабо понимал, что тут происходит. Хонда просто мечтал покончить со сменой, сдать оружие и убраться подальше. В который раз за ночь?
И вспомнить все это только единожды: при написании отчета. Изложить факты, описать действия и сдать все к чертям собачьим. Нравилось ему это выражение.
Гаррета он отчасти уважал, посмотрел только на врача, а что получилось со всей возможной ненавистью, так кто после такой смены будет щенячьи глазки строить?
Ну, хотят они себе лишних проблем, хотят в правосудие поиграть, пусть играют. Он то свою работу на сегодня выполнил…
Бред какой. Лиса предлагает врачу защиту от собственного дружка. Над этим они обязательно еще посмеются, когда он расскажет Мияви, чем закончилось задержание. Надо же было догадаться такое предложить. Эта кицуне просто чокнутая, точно. Вот и все объяснение.

Ито обдумывал предложения Гаррета. Сейчас ситуация была патовая. И отправить ину к медикам могло стать прекрасным выходом из нее. Достойным выходом. Не стоило, конечно, гнать горячку с самого начала. Поторопились, и вот результат. Да, дикарка создавала сложности, с Колдуэлом работать было бы проще, он был более социально адаптирован.
- Если Мэтт нападет...то я сама буду защищать тебя. Не акайрин. Я.
То, что кицуне вновь заговорила, вынудило Киёси взглянуть на нее еще раз. Но девочка сейчас смотрела только на врача, вцепившись в прутья решетки когтистыми пальцами. Маленькая, дикая, растрепанная, босая. Настоящий оборвыш.
Эти ее слова уже не имели ни смысла, ни веса. Просто напросто потому, что если Колдуэлу действительно нужна медицинская помощь, его поместят в спец палату, и уж там вопросов о нападении не может быть никаких. Так что сказанное было просто глупостью. Можно не принимать в расчет.
Гаррет, до этого выжидающе смотрящий на него, многозначительно приподнял брови. Киёси хотелось закатить глаза, врач, конечно же, намекал на то, что эти двое готовы к диалогу, с ними можно торговаться, работать. Вот только Ито не торговался.
- Хорошо, мистер Гаррет, забирайте Колдуэла, но вы понимаете, что я не могу отпустить и кицуне… Есть четкие инструкции, которые...
- Обоих, – перебил его Гаррет

- Обоих. Обоих, Ито, вы что, еще не поняли? – Гаррет, кивнувший девочке на ее предложение, сейчас в упор смотрел на Киёси, не желая устраивать откровенную перепалку. Ито был упрямой сволочью, но Алан ему не уступал, твердо решив вытащить этих детишек хотя бы на время. Больше он пока ничего сделать не мог.
Да, он видел, что эти дети сделали с Ямагути, но был настроен скорее сочувствовать им, чем лаборанту.
Во время этого, вежливого со стороны, разговора, который, по сути, был спором, никто из них не обратил внимания на кицуне. Ее тихое “хорошо” осталось бы незамеченным, если бы не “Тайрин”, прозвучавшее из камеры напротив.
Алан сначала непонимающе оглянулся на взволнованного парня и только после этого обратил внимание на то, что у кицуне произошел срыв. Девочка среагировала на стрессовую ситуацию абсолютно по-звериному: забилась в угол, отворачиваясь от всех, прячась от света и других раздражающих факторов. Гаррет втянул в себя воздух сквозь зубы. Ну, вот и плохой сценарий.
- Ито-сан. Я Вас предупреждал. Хотите еще попытку суицида? Давайте разрешение на обоих.
Он в два шага оказался у решетки, вспоминая имя. Длинное, абсолютно непроизносимое имя.

- Хорошо
Она ответила практически беззвучно, только губы шевельнулись. И отвернулась. Ушла, спряталась, забилась в угол клетки.
Это был то, чего Мэтт не ожидал. Как ударом коленом под дых, после которого не вдохнуть.
Тайрин?
Мысль еще оформится не успела, а чувства подсказывали, что лисенка сдалась. Сломалась, незаметно дойдя до края.
Ненависть к стоящим в коридоре затопило сознание, за все, что они сделали и были причастны, в груди заклокотало рычание. Врач, что-то резко сказав японцу, шагнул к клетке. Мэтт скрежетнул зубами, справляясь со своей звериной реакцией. Задавил рычание, не дав ему прорваться, хотя этот волк, Хонда, почувствовал, ответно страшно оскалившись с той стороны решетки.
Спокойно… Вдох-выдох…
- Мистер Гаррет, сэр…

- Откройте камеру, - Имя девочки Алан воспроизвести так и не смог, поэтому просто отдал распоряжение. То, что его позвали, он тоже не расслышал.
- Я договорился, тебя с твоим другом сейчас переведут, слышишь? Я войду к тебе, – сложно говорить, когда не знаешь, как назвать, как обратиться. Незнание имени усложняет контакт, а прямой взгляд в глаза это вызов. Черт бы побрал этого упертого Ито! Это надо же было довести до такого…

Хонда за его спиной вопросительно взглянул на начальника. От кицуне можно было ожидать попытки нападения. Она могла симулировать… Но Ито просто кивнул, подтверждая, что врач может действовать на свое усмотрение.
Оками проклял всех ненормальных врачей и открыл камеру, давая Гаррету доступ к его ценной “пациентке”. Успел войти первым, ведь если лиса попробует вцепиться врачу в горло, виноват будет не врач, а тот, кто не уследил. То есть он.

- Саммерс, подойдите! – Ито повысил голос, вызывая охранника с поста. У него было странное чувство, что он совершил какую-то ошибку. Да, ситуация на глазах выходила из-под его контроля, он уже оказался в том положении, когда мог только просто подтверждать свое согласие с теми событиями, что разворачивались вокруг. Черт бы побрал этого Гаррета. Кажется, врач в данной ситуации оказался прав.

Отредактировано Matt Caldwell (26-06-2011 02:22:14)

+1

49

В углу клетки. Плечом к холодной стене, подтянув колени к груди, обняв ноги под коленками. Безучастно глядя в пустоту. Слишком много ненужного, много такого, чего она делать не должна... Должна ли она теперь что-то? Нет. Нет смысла. Ничего нет, все закончилось.
Чем она жила эти полгода? Жаждой свободы. Только ею. Яростно веря, что когда-нибудь снова там окажется, вдохнет чистый воздух, вернется домой, и все будет как прежде... Что все можно будет забыть, как страшный сон. Все. И даже тех, кто стал ей другом. Там, дома, намного лучше... там дом. Там ты под эгидой богов и тех, кто сильнее тебя, там ты не должна скалить зубы на всякого, кто подойдет, там...
Что будет теперь? Сложно сказать. Было все равно. Когда теряешь смысл, появляется равнодушие к происходящему. Что будет с этим телом, как... без разницы. Тело не нужно, раз оно больше никогда не сможет ощутить свободы. А душа... ее и так нет. Слишком больно, слишком горько, слишком глухо. Душа не выдержала, не вынесла. Душа умерла, так и не успев снова вкусить победы.
Шаман говорил, что когда умирает душа, следом умирает и тело. Бездушные акайрин живут недолго. Даже у самых злых есть душа - черная, озлобленная, пламенная, какой она была у нее, когда ей еще нужна была эта свобода, когда она еще выцарапывала себе право на жизнь. А... наплевать на все это. Скоро все закончится. Надо просто подождать немного, совсем чуть-чуть.
Тайрин, наверное, боялась смерти. Боялась дико и страшно. Но что теперь... если незачем жить, то смерть становится желанным гостем.
Ждать.
Там, за решеткой, о чем-то говорили люди. Она не знала, о чем. И не желала знать... зачем все это? Бессмысленно... Все эти языки людей - ничто. Пусть даже люди и оказались сильнее в этой схватке.
Какое странное чувство - проигрывать...
Чей-то взгляд у самой решетки. Пристальный. Неприятный, и Тайрин поежилась - хотелось спрятаться от взгляда. Она закрыла глаза, низко опустила голову, чуть было не прикасаясь лбом к своим коленям, и вздохнула. Пусть уйдут... что им всем надо. Посмеяться над проигравшей? Пусть. Проиграла. Как странно и непривычно это сознавать... как хочется поскорее, чтобы все это закончилось...
Чтобы все.
В какой-то степени это было даже обидно. Что не смогла победить. Не смогла помочь, ни себе, ни Мэтту. Да, за это ее можно ненавидеть. За это она достойна ненависти - взяла на себя слишком много, поступила неправильно... Ошибиться дано только один раз. И ошибка эта бывает непоправимой. Ненависть... пускай. Было бы даже смешно ожидать теперь чего-то лучшего для себя.
Захотелось плакать.
Почему я? Почему я, когда мне пятнадцать? Почему все это со мной, почему все идет именно так, как идет? Почему все не могло быть иначе?
Отец продал ее в обмен на спокойствие племени. Она должна была понимать, что ничего хорошего из этого не выйдет. Только такая участь, только эта. Быть может, именно в этом и было ее предназначение. Зато в племени все хорошо. Быть может, за это и стоило отдать свою свободу.
Что станут делать белые, когда ее, Тайрин, не станет?..
Что станет делать Мэтт, когда ее не станет?
Будет ли ей дело до этого?
Было ли дело сейчас?..
- Я договорился, тебя с твоим другом сейчас переведут, слышишь? - кажется, обращались к ней. Хотелось не слышать ничьего голоса. Кицуне плотно прижала уши к голове, закрываясь еще больше, не желая отвечать, отзываться, реагировать... не желая существовать.
Было ли у нее право желать этого? Наверное, нет...
- Я войду к тебе, – кажется, опять это говорят ей. Войдут? Пускай... что будут делать? Все равно. Она почти не понимала смысла слов. Не хотела понимать. Английский... язык сильных. А она... она слаба. Она должна понимать их язык. Как гадко на сердце...
Одна радость - оно скоро перестанет биться.
Открылась дверь. Кто-то вошел. Она не различала запаха, не давала себе различить. Какая разница, кто. Человек, акайрин... какая разница. Вошел кто-то еще, а она никак не отреагировала, по-прежнему размеренно дыша и чуть не касаясь лбом колен.
Быть может, ее сейчас заберут отсюда. Заберут и... и что? Ничего. Она не смогла. Ничего не смогла. Даже не смогла убить врага. За это ее убьют, а может быть, просто запрут навсегда. Запрут в клетке.
Хоть раз они сделают хоть что-то хорошее.
В уголках глаз начинали собираться слезы.

0

50

Некоторое время спустя. Тот же этаж, медицинский блок.

Почти сломавшийся морально, Мэтт сидел в безликом кабинете на кушетке и невидящим взглядом смотрел на дверь. Все вокруг было чистым, белым, пропахшим медициной. Словно и не было этих странных суток, всех этих событий. Приснилось все, от начала до конца, в очередном кошмаре.
После того, как Тайрин отвернулась, спряталась в углу камеры, события понеслись слишком быстро.
Последние несколько часов были подобны реке. Холодной осенней реке, стремительно несущей свои воды вдоль берега. В темной воде белели льдины, а они с лисенкой оказались на одной из них. И слишком широкой была полоса воды, чтобы выбраться на берег. Река, неудержимая, неумолимая, протащила их мимо косы, потом был поворот, и их вынесло на быстрину: длинное, ровное пространство, перед тем местом, где река низвергалась куда-то вниз, образуя водопад. И вот тут их и выловили. Вытащили, мокрых, слабых, замерзших. Как двух щенков. Кинули в мешок, не особо разбираясь.
Он прислушался к слабым звукам из-за двери. Можно было встать, посмотреть, дверь не была сплошной, а с затянутым мелкоячеистой сеткой окном. Но Мэтт не двигался. Он и слушал сейчас скорее машинально.
Тайрин попала на льдину из-за него. Ну и что с того, что он прыгнул следом. Вытащить он ее не мог. А потом.. потом Тайрин сломалась. Он все ждал, что это какой-то трюк, очередная хитрость, что она… вот-вот вновь удивит. Да пусть накинется на врача, такая же неукротимая и воинственная. Но чутье уже говорило – все. Лисенка сдалась, внезапно, необъяснимо. Врач накинул на худенькие плечи свой халат, завернул ее и поднял на руки, унося из камеры. Этот врач вообще делал то, что хотел, игнорируя и оками, и японца.
Ито еще распоряжался, пришел Саммерс, и Мэтта вывели из камеры. Несомый течением. Что его попытки заговорить? Что бултыхания щенка в воде. Он вообще бесполезен.
Врач унес Тйрин на руках, успев попутно поругаться с Ито, хоть язык и был незнаком, но интонации говорили о многом. Хонда ушел вслед за ним, после указания от помощника начальника.
Опять наручники, откровенное игнорирование со всех сторон. И он замолчал. Раньше молчал, потому, что не хотел сбить Тайрин, не понимая, к чему она ведет. А должен был бросаться на эту “решетку”, рычать и рвать зубами, добиваясь встречи, звонка, изменения отношения. А всего этого добилась она, Тайрин. Лисёнка.
Слабо трепыхалась мысль о том, что что-то во всем этом было неправильно. Откуда такое отношение к кицуне? А отношение отличалось, хотя бы от того, как обращались с ним. И этот вопрос не давал покоя, тихонько зудел на краю сознания.
Но сейчас Мэтт просто ждал. Где-то рядом был Гаррет. Где-то рядом была Тайрин.

Алан чувствовал себя бесконечно уставшим за эту ночь. Вымотанным. Не стоило ругаться с Ито, но этот болван так и не удосужился до конца разобраться в психологии. Нет, надо было отдать ему должное, кое-что Киёси узнал и даже вполне успешно использовал. Только он был слишком прямолинейным, и видел все в монохромной гамме. Иногда не беря в расчет множество нюансов.
Гаррет машинально мыл руки, глядя, как вода исчезает в стоке. Оками, Хонда, ушел, тоже явно за сегодня измотанный. Этот волк, считай, ежедневно проходил проверку на прочность. И верность. Гаррету было интересно, как он с этим справляется. В чем нашел выход.
В медицинском блоке оставили Саммерса, в качестве усиления. Тот, приведя Колдуэла, молча сидел в стороне, неестественно черный на фоне белых стен. Но, этот хоть не будет спорить, спокойно сделает то, что ему скажут. Если это не будет выходить за рамки здравого смысла.
Врач выключил воду, прошел к столу. Отодвинув ненужную пока настольную лампу он  просмотрел бумаги, потом включил компьютер. Его кабинет, медицинское отделение, был разделен на две зоны: стена метра полтора от пола плюс сетка поверху, никаких стекол, инструментов и прочего со стороны, где находились пациенты. Так что со своего места он мог спокойно наблюдать девочку, лежащую на кушетке. Что он мог сказать? Физически она была в порядке, грязь и мелкие ссадины с порезами не считаются. Сердце было в порядке. Хонда скупо сообщил, что ребята просто сопротивлялась, но они были аккуратны, насколько возможно.
А вот психологически…
Психологически она достигла предела. Но Гаррет надеялся, что отсутствие решеток, сетки все-таки не так давят, спокойное ровное отношение немного разгрузят обстановку. И еще он собирался дать этим двоим возможность пообщаться. Быть может парень, Колдуэл, сможет до нее достучаться.
- Саммерс, я сейчас хочу выпустить Колдуэла, прошу Вас не вмешиваться, если только ситуация не станет критической. Если хотите, можете пока выпить кофе.
Скрывать присутствие охранника было глупо, его все равно учуют, так что пусть просто выйдет на несколько минут.
Сказав это, Гаррет достал личную магнитную карту, проходя в коридор к палатам. Ему прекрасно было видно Колдуэла, который сидел на койке и смотрел на дверь. Где-то за спиной хлопнула дверь, что означало, что Саммерс последовал совету и пошел за кофе.
Алан ждал хоть какой-нибудь реакции со стороны ину, но тот только смотрел, ничем не выдавая своих мыслей. Врач молча открыл дверь.
- Идем. У вас будет немного времени.
Колдуэл молча поднялся, хромая вышел в коридор.
- Потом я осмотрю тебя.
- Что с ней? – и все-таки Колдуэл рычал. Внешне спокойный, он не мог скрыть эмоции, когда начинал говорить.
- Она здорова. Физически. Никаких побочных эффектов, если ты понимаешь. Проблема в другом. Поговори с ней.
Он провел парня в общую палату, к кицуне. Наконец вспомнил имя – Тайрин. Короткое имя, которое использовал ину.

Врач или изображал, либо действительно был таким добрым. Когда он пришел, Мэтт просто смотрел на него, ожидая. А Гаррет как и в первый раз, смотрел на него.
Правда, потом открыл дверь, выпуская в коридор. Пообещав время.
- Что с ней?
Вопрос, который был важен. Важнее, чем его собственная жизнь.
Здорова. Физически. Проблема в другом.
Он прошел в палату, в которой среди запахов лекарств был один, ставший родным.
Темная фигурка на кушетке. Мэтт дохромал, спиной чувствуя взгляд врача. Рычание в горле затихло, уступив место скулежу. Он проглотил его, чуть не подавившись, оперся на кушетку.
- Тайрин…

+1

51

Человек подошел. Она чувствовала его присутствие, чувствовала взгляд, а потом почувствовала еще и прикосновение - оторвали от стены, набросили какую-то ткань на плечи. Теплую ткань на неожиданно прохладную кожу. Зачем? Бессмысленно...
Тайрин покорно позволила завернуть себя в эту ткань, позволила поднять себя на руки. Кажется, это был врач, судя по запаху, который теперь нельзя было не почувствовать. Врач будет что-то делать с ней... Куда-то отнесет. Куда-то, где нет запаха Мэтта. Разлучили... разделили. Что теперь? Что теперь будет с Мэттом? Что они будут с ним делать, вдруг снова будут бить? Ему же плохо!
Но врач... не нужен. Не нужна помощь. Да и что она сможет сделать...
Громкие голоса, один из которых раздается совсем рядом, с едва заметным гудением от близости источника звука. Непонятный язык. Японский. Не хватает знаний, чтобы понимать его, язык сильных. Язык белых. Нужно ли понимать? Нужно ли понимать теперь? Сложно сказать. Вряд ли. Впрочем, она и не задумывалась над этим, не задумываясь надолго уже ни над чем.
Голоса прекратились, и врач теперь куда-то нес ее, а она бездумно смотрела на его плечо, чувствуя себя куклой. Именно ею и придется быть то недолгое время, что ей осталось. Еще немного... Какая разница, кем быть в это время. Пусть белые делают, что хотят... Сильные вольны распоряжаться всем так, как хотят. В том числе и ее телом, ее жизнью. Последней частью ее жизни... Что бы сказал отец? Наверное, ничего... Она теперь недостойна того, чтобы отец думал о ней. Чтобы о ней думал кто-либо, кроме нее самой. Только такая участь.
Так странно, когда в четырнадцать лет имеешь все, а в пятнадцать - уже ничего. Зато с племенем все в порядке...
Вот только это не утешало ни капли.
Кажется, прошло немного времени перед тем, как ее, наконец, посадили куда-то и развернули ткань. Врач ловил взгляд, и пришлось все-таки посмотреть ему в глаза - опустошенным взглядом не блестящих теперь черных глаз. Тишина. Пустота. Тайрин никогда не думала, что когда-нибудь все будет... так.
Врач куда-то отошел, и она тут же сникла, не пытаясь держать себя. Опустила плечи, опираясь ладонями о кушетку - да, это оказалась кушетка, то, куда ее посадили, - и уставилась в пол. Смотреть было больше некуда. Как там, в Америке. Когда надоедает клетка, смотришь в пол. Только теперь клетки нет. Больше клетки нет. Вот только радости от этого никакой совершенно.
Был бы смысл - можно было бы напасть. Но зачем? Белые все равно сильнее.
Как ты не пытайся - ты все равно ребенок. Более того, ты - девочка. Ты слабее их при любом раскладе. Они все равно победят, будь ты даже трижды бывшая дочь вождя.
Здесь пахло лекарствами, как у Эшли, и этот знакомый запах пробуждал еще более сильное желание плакать. Там, в Америке... хотелось бы оказаться там. Хотя и те люди тоже сильнее. Но там есть Мартин, которого никто не смог бы посадить в клетку.
Выбирала себе сильных для защиты. Быть может, зря. Если бы знала, что все это будет напрасным.
Снаружи этого помещения, странно белого, послышались какие-то звуки, и Тайрин непроизвольно подняла одно ухо, нехотя, машинально слушая, что там происходит. Кто-то пришел... кого-то привели. Кого-то хромающего. Мэтт. Они привели сюда Мэтта. Здесь врач... он же не хотел врача. Это все она виновата. Это по ее вине привели сюда Мэтта, который яростно не хотел здесь оказываться.
Отпустят ли его, если взять всю вину на себя, соврать? Соврать крупно. Слово не имеет веса, да и обреченным на смерть легче делать фатальные ошибки.
Врач вернулся, и она молча дала себя осмотреть, дала посветить в глаза, дала пощелкать над ухом, послушать пульс. Врачу интересно, как было интересно сначала Эшли, когда она выполняла с ней подобную процедуру первый раз. Потом это было уже привычным.
Обыденность... Издевка - немного обыденности перед самым краем. Перед падением в бесконечную высь. Навсегда. Насовсем.
Попросил лечь, и она покорно вытянулась во весь свой маленький рост на кушетке, пачкая грязными ногами белую ткань, которой она была застелена. Снова осталась одна, в звенящей тишине, которая скоро разбавилась звуком льющейся воды. Вода... врач моет руки.
Тайрин повернулась на бок, уставившись в одну точку где-то на полу. Интересно, сколько еще ждать? Как все это будет? Какова она - смерть?
Быть может, это даже хорошо, что никто не станет говорить "Маль юдэкар та лоо". Хотя, наверное, белые могли произнести это всем скопом. Все, кроме Мэтта и Мартина. Все, кроме самых дорогих белых.
Как бы то ни было, о них она, наверное, жалела.
Что-то делал врач, что-то кому-то говорил, а она почти не разбирала слов - не пыталась. Хотелось закрыться, не видеть и не слышать никого, не чувствовать внешнего мира... В племени старые и неизлечимо больные уходили в лес, если могли ходить. Умирали одни. Жаль, что она не может так сделать. Хотя... это больше не ее племя. Она не вправе соблюдать его обычаи.
Два раза хлопнула дверь, и теперь одиночество можно было ощутить кожей. Тайрин закрыла глаза. Быть может, удастся забыться. Скоротать то время, что остается. Пусть все это скорее закончится... она не хотела существовать. Существовать вот так.
Вернулся запах врача. Вернулся запах врача и привел с собой запах, почувствовав который, кицуне поняла, что в горле стоит комок. Это все... из-за нее. Достойна ли она умереть просто так? Можно ли ей умирать просто так? Наверное, нужно больше мучений. А остается только ждать.
Она не открывала глаз, только развернула ухо в ту сторону, откуда пришли врач и Мэтт. Смотреть было бы слишком... больно. Хотя мертвая душа не должна болеть. Умершие все-таки не умеют сгорать в огне много раз и столь же много раз падать на остро заточенные ножи.
Тяжелые, хромающие шаги. Она их слышала. Сердце, кажется, сбилось с обыкновенного размеренного стука, впервые с того момента, как все закончилось.
Было бы гораздо лучше, если бы было просто все равно.
- Тайрин...
Внутри что-то оборвалось, позволяя наконец заплакать - беззвучно, не морщась, как тогда, больше полугода назад, после того разговора с отцом. Тогда еще с отцом. Тогда казалось, что все закончилось. А на самом деле закончилось все именно теперь, именно сейчас.
Берешь на себя слишком много, причиняя неприятности тем, кто гораздо лучше тебя. Считаешь себя сильнее, хотя на самом деле слаба. Врешь... слишком много врешь, и в первую очередь - сама себе.
Терять кого-то, не успев обрести. Нет. Терять себя. Уже потеряв.
Слишком давно не плакала. Теперь, когда по-настоящему горько.
Мертвая душа не должна чувствовать горечи.

0

52

То, что нельзя исправить, не следует и оплакивать.
А непоправимого пока ничего не случилось, ведь так? Они были живы – это главное.
Но Тайрин плакала, почти беззвучно, хотя он и слышал ее. Чувствовал, как самого себя. Что можно сделать в этой ситуации? Действуя по наитию, Мэтт приподнял лисенку, прижимая ее к себе, словно пряча.
Что он мог сделать… Он слишком мало знал о таком, четырнадцать лет в центре, потом было не до этого… Единственный пример человеческих отношений перед глазами – это Сара и Майкл. Он только начинал разбираться в такой жизни... и не знал, как вести себя в подобных ситуации. Как утешить, как поддержать, как сказать ей, что она не одна, что он рядом. И нужен ли он сейчас рядом.
- Тай, Тайрин, ну что ты, что, - прижав девчонку к себе, тихо шептал он.
Говорить “все будет хорошо” сейчас было бесполезно. Он уже пообещал это один раз и не смог выполнить. А она, та, которая без единого звука терпела боль и не сдавалась, сейчас плакала.
- Я тебя им не отдам, слышишь? – в этом он мог поклясться, - Не оставлю. Вдвоем мы справимся. Выберемся.
Он присел на кушетку полубоком, обняв Тайрин за плечи. Хорошо, что она плакала, выплескивала все, что накопилось в душе. Ей будет легче. Если бы только можно было обменять себя на нее. Прямо сейчас. Пусть ее выпустят, а он…
Сразу, не раздумывая…
Сейчас нет смысла убивать себя за то, что не раздумывал раньше, когда первый напал на того человека.
Врач тактично… Или благоразумно? Не лез к ним сейчас, оставшись где-то на второй половине кабинета.
И никуда отсюда не уйти, они вынуждены сидеть за решеткой, на глазах у людей в белых халатах, у людей в форме. Уродившиеся зверями. Есть ли где-нибудь место, где их оставят в покое, дадут просто жить?
- Ашшш, - Мэтт поглаживал девочку по спине, меж лопаток. Пальцы случайно задели ее кожу, у шеи, там, где прятался чип. Кто придумал. Точно. Мартин. Они разрешили ей позвонить.
- Ты только не сдавайся, Тайрин, слышишь? – надо было отвлечь ее, надо было доказать ей, что она сильнее. Только как? Что его самого заставляло двигаться? И тогда, два года назад, и сейчас, после того как поймали? Как выделить это нечто и передать ей?
- Сдаться и лечь можно всегда, - глупые слова… слышит ли она его сейчас, - А ты их так знатно потрепала. А того, который помощник, как ты его сделала красиво. Он не знал, куда себя деть. Давай, мы же еще можем
Можем еще что? Надрать им задницы? Выбраться из всего этого?
- показать им. Они дураки, что не разделили нас, правда?
Он уткнулся носом в ее макушку, белобрысую. Хотел бы – не забыл ее запах.

0

53

Бессилие. Бессилие и горечь, и пришлось это принять, хотя билась в сознании мысль о мертвой душе. Может быть... она еще не до конца умерла. Быть может, надо будет ждать дольше, чем думала Тайрин, и это было бы ужасно, если бы пришлось ждать долго - хотелось конца. Хотелось, несмотря на то, что здесь остаются люди, которые заняли важную часть ее жизни, хотя она всегда думала про себя "seul a l'hauter", но...
И плакала, наверное, оттого, что близкие остаются здесь. Двое, только двое. Племени нет. И не будет уже никогда. И нет имени... И души тоже нет. Почти.
Раньше она считала бы низким показывать кому-то свои слезы. Никто не должен знать, что Арьялу Ульвиган Айритайрин тоже умеет плакать. Она и не умела, наверное... разучилась за те полгода, сжигаемая ненавистью и злостью. А Тайрин могла плакать. Потерявшаяся, не знающая, не имеющая смысла и силы, возможности править, драться за свободу, на которую теперь нет права.
Мэтт приподнял ее и прижал к себе, как тогда, на крыше, когда тот с экраном искал ее, когда было больно... Лучше бы и сейчас было больно! Как хотелось вернуться туда, на крышу... Можно было бы не идти за белым следом, выследить потом, и тогда ничего не случилось бы, ничего бы не было, и она бы убила его, но... испортила все сама, тянула время, не смогла победить слабого, не смогла...
Проиграть можно только один раз.
- Тай, Тайрин, ну что ты, что, - тихо шептал Мэтт. Кицуне чувствовала бессмысленность того, что происходит, но все равно плакала, не в силах сдержать слез. Молча. Молча, хотя ранее бы всхлипывала, ругалась, что-то бормотала - как, кажется, уже давно, в прошлой жизни, плакала на руках у старого Хайгарита перед тем, как навсегда оставить свое племя и свой остров. Сейчас... все по-другому.
- Я тебя им не отдам, слышишь?
Она, наверное, многое бы отдала за то, чтобы услышать это раньше. Что толку... теперь? Когда они оба в руках тех, кто сильнее, которые заставили ее проиграть, которые отняли все, все, что было, отняли самый смысл, возможность дышать... Возможность жить. Жить бесконечной свободой.
Столько слов... и их всех лишили весомости.
- Не оставлю. Вдвоем мы справимся. Выберемся.
Как бы хотелось верить в это... но ей выбираться не было смысла. Что делать, если выберется? Чем жить? Больше ничего и никогда... а как объяснить, что все это не нужно? Что все это не будет иметь значения, и... пусть люди делают, что хотят. Хотя порванную струну проще выбросить.
А Мэтт пытался заставить ее снова бороться, драться за ненужное. Не нужное ей... но нужное ему. Сможет ли она помочь? Нет. Поступая неправильно, предлагая бессмысленное и зачастую неприязненное, опасное. От нее только вред, только неприятности. И теперь они здесь из-за нее, из-за того, что она кинулась за человеком... она, она! А Мэтт не виноват... Ему надо выбраться отсюда, надо! Ему не надо умирать, у него есть душа, живая, которая, быть может, тоже кровит сейчас, когда он обнимает ее... Душа, которая принадлежала ей. Ведь это... ее акайрин.
Он же не может принадлежать ей больше?
Сел, обнял за плечи, и кицуне уткнулась ему мокрым от слез носом куда-то туда, где шея переходила в плечо. Быть может, было нельзя. Но хотелось хотя бы немного почувствовать Мэтта рядом, перед тем, как все закончится - и когда она думала об этом, хотелось оттянуть конец чуть подальше. Хотя было вопиющее осознание того, что жить больше незачем. Что она просто недостойна жизни.
Ну почему, почему она не успела убить того белого? Почему не прыгнула раньше? Не хватило всего нескольких мгновений, нескольких собственных вдохов, чтобы человек перестал дышать... а она не успела.
- Ашшш, - Тайрин прижала уши к голове, машинально, не задумываясь. Мэтт гладил ее по спине, по полурасплетенной косе, по шраму от когтей каар-ардана под футболкой, тому самому шраму, который не стал трогать утром. Утром... а кажется - давно-давно.
Случайно он дотронулся до шеи, почти рядом с чипом. С ненавистным чипом. Зато то время, что ей осталось, чип не будет болеть... ведь Мэтт сломал экран. Сломал же?
- Ты только не сдавайся, Тайрин, слышишь? - не сдаваться... она уже сдалась. Уже почувствовала себя беспомощной, поняла, как это.
- Сдаться и лечь можно всегда. А ты их так знатно потрепала, - даже пальцем не притронулась. А как бы хотелось убить, разорвать, разодрать... Бессильная ярость, она утихла. Нет смысла нападать на тех, кто сильнее - иначе ты обречен на проигрыш. А она уже проиграла.
Мэтт говорил, и она перестала вслушиваться в смысл слов. Все равно это... ничего не даст, ровным счетом. Пустое... Она почти перестала плакать, как-то по-хозяйски вытерла мокрую скулу о плечо Мэтта и снова ткнулась ему в шею. Там, после смерти, ей ведь будет уже все равно, да? Зато сейчас есть немного времени.
А потом все закончится.
Он уткнулся в ее макушку, меж прижатых ушей, носом, и это было... тепло, хотя, наверное, Айритайрин не позволила бы ему так сделать. Слишком много гордости... ненужной.
- Того, кто не смог убить врага, выгоняют из племени, - тихо и как-то слишком спокойно сказала Тайрин, не меняя положения, в шею Мэтта. - Я больше не могу называть себя, - она сделала маленькую паузу, - Наджаррах Кри'Олена Арьялу Ульвиган Айритайрин.
Прикусила губу и сжала в кулаке краешек его футболки, неосознанно.
- И смысла больше нет.

+1

54

Потом, потом она меня возненавидит, не простит за то, что видел ее слезы, посчитает это своей слабостью, а я свидетель… Наверно…
Запоздалая и ненужная абсолютно мысль, но лисенка была слишком гордой, чтобы простить себя. И его.
Смешно, футболка намокла, и на шее ощущалась влага. Слезы.
А он никогда не признается в той нежности, что поселилась в сердце. И не станет целовать сейчас эту белобрысую макушку. Мэтт просто выдохнул носом, чувствуя, как лисенка потихоньку успокаивается.
- Того, кто не смог убить врага, выгоняют из племени. Я больше не могу называть себя Наджаррах Кри'Олена Арьялу Ульвиган Айритайрин. И смысла больше нет.
Еле слышно, в шею, оставляя на коже теплое дыхание. Спокойно, как приговор самой себе, с которым она уже согласилась.
Смуглая рука сжала в кулаке край его футболки, Мэтт ощутил, как натянулась ткань.
Какими словами можно ругаться? Как встряхнуть ее, объяснить, что она не права, если у нее вся жизнь была построена на тех, неизвестных законах племени, которые здесь ничего не значат?
Так она все еще переживает, что не убила? И что теперь мертва для своего племени?
Сказать, что она умерла для них в тот день, когда ее отец отправил с людьми?
Ребенок, девочка, маленькая глупая лисичка, живущая по законам, следующая обычаям…
Росток, вырванный с корнями.
Мэтт сделал глубокий вдох и, потянув лисенку за плечи от себя, заглянул ей в лицо.
Это длинное, непроизносимое имя, к ней обращался так Ито. Официальное, как титул. Может, где-то на ее родине, и можно было представить… Наджаррах Кри'Олена Арьялу Ульвиган Айритайрин. Тайрин.
- Смысла больше нет? – он встряхнул ее легонько за плечи, - Что ты хочешь этим сказать?
Сдалась? Сложила лапки?
- Тайрин, тебе не кажется, что ты сейчас немного не о том думаешь? Сначала – надо выбраться из всего этого…
Чуть не ляпнул “дерьма”, сдержался. И без того сейчас он был слишком резок в словах: хоть они и звучали “чистыми”, без крепких выражений с улиц, но тон выказывал все.
- выбраться отсюда, обоим, а потом уже разбираться во всем остальном. А ты.. ты им себя просто отдаешь. Просто так. Думаешь, они тебе спасибо за такой подарок скажут?
Да, он сейчас был готов рычать. Не так, яростно, как рычал бы на того, кого считает врагом. А с другими интонациями, как на девчонку, решившую вдруг сглупить, как на своего друга, намеревающегося совершить ошибку, подставиться… Кто бы только ему так мозг вправил, когда они начинали свой день в этой школе. Сам же умничал, что надо уметь ждать, копить силы, терпеть. А теперь… Да, влипли, да, просвет слишком мал, но хоронить себя заранее?
- Так что соберись, ты их заставила считаться с собой и своими словами. Меня они даже не слушают. А ты – совсем другое дело. Ты можешь позвонить, этот Ито хвост был готов себе откусить, будь он у него, когда ты про телефон заговорила.
Говорил он с силой, с нажимом, хоть и старался не повышать голоса, так, чтобы  врач не разобрал слов если что.
Ошибки… Да покажите мне того, кто ни разу в жизни не ошибался! И окажется, что он на самом деле ничего не достиг!
Единственная настоящая ошибка – не исправлять своих прошлых ошибок. Так что он сдаваться и складывать лапки не собирался. Вот выберутся – и тогда можно будет поговорить и про убийство, и про законы ее племени. Главное, чтобы она не поняла буквально: как второй шанс на попытку убить белого в халате.

Отредактировано Matt Caldwell (04-07-2011 01:20:29)

+1

55

Так легко сознаться в собственной слабости, когда знаешь, что сильной уже не будешь. Так легко проигрывать и открывать все... Все. Открыть то, что нет больше имени, нет больше жизни, что душа умерла... что осталось немного. Она неосознанно считала, что все это можно было прочесть в ее словах, услышать инстинктивно, понять... Что все ясно и так, без объяснений.
Так легко сознаться в том, что больно, больно душе, хотя кажется, что она уже умерла, что все внутри выжжено, что все внутри смирилось... Сознаться в том, что впервые в жизни почувствовала себя слабой и беспомощной, что впервые в жизни не знает, что делать, что хочется умереть поскорее, только бы не чувствовать, не знать этого больше, никогда-никогда на свете.
Так легко было сознаться...
Тайрин уже почти собралась вот так и сидеть до самого конца - умирать, наверное, было бы лучше всего вот так, почти на руках у Мэтта, чувствуя, как он дышит ей в макушку. Умирать было бы хорошо... и обидно. Но обидно только до того самого момента, как все закончится. Потом обидно уже не будет. И... хорошо тоже не будет. Ничего не будет. Больше ничего...
Ее вдруг решительно потянули за плечи назад, от тепла, к которому она неосмотрительно позволила себе привыкнуть. Неосознанно она потянула за собой краешек мэттовой футболки, который по-прежнему держала в кулаке, а потом разжала пальцы, пытаясь вернуться в реальность. Подняла черно-черные глаза на Мэтта, глядящего в ее лицо, не понимая, зачем... что?
- Смысла больше нет? – он встряхнул ее за плечи, как будто бы она уже была неживой. - Что ты хочешь этим сказать?
Не понял. Не смог прочесть между строк, а кицуне, привыкшая, что ее высказывания понимаются с полуслова, как-то не сразу поняла, как все это объяснить. Как сказать, что вот он - конец, что никогда больше не будет ничего, больше никогда не будет так, как раньше, что она проиграла, а это - навсегда, навечно... Так и сидела, оглушенная этим незнанием, а Мэтт продолжал говорить.
- Тайрин, тебе не кажется, что ты сейчас немного не о том думаешь? - его голос звучал слишком резко, и ей казалось, что как-то зло, будто он сдерживал рычание в горле. Тайрин сжалась - ее... пугал этот голос. - Сначала – надо выбраться из всего этого... - он осекся на секунду, сдерживаясь от чего-то, - выбраться отсюда, обоим, а потом уже разбираться во всем остальном. А ты.. ты им себя просто отдаешь. Просто так. Думаешь, они тебе спасибо за такой подарок скажут?
Да, вот так. Ее собственный Мэтт почти рычал на нее. Немного раньше - шипела бы в ответ, вырвалась бы из рук, оставила бы царапины на другой щеке - не смей! Не смей говорить такого мне, кто я - и кто ты, ты, белый! Да, ты защищаешь меня, да, я считаю тебя своим другом, но знай границы, знай свое место, ты!.. Злилась бы, не сдерживаясь ни капли, сверкала бы лихорадочно блестящими черными глазищами, живая, настоящая...
Тайрин опустила голову. Больно почти не было. Она только и заслуживала того, чтобы на нее рычали, ничего более, ничего лучшего, а то, что она минутой назад могла спокойно вытирать слезы о футболку Мэтта - это случайность. Остатки... остатки того, хорошего. Скоро закончится.
- Так что соберись, ты их заставила считаться с собой и своими словами. Меня они даже не слушают. А ты – совсем другое дело. Ты можешь позвонить, этот Ито хвост был готов себе откусить, будь он у него, когда ты про телефон заговорила.
- Я не буду звонить, - буркнула девчонка. - Мне нет смысла выбираться.
Произнесенное вслух, оно как будто полоснуло по глазам, заставляя зажмуриться, стиснуть зубы, сжать кулаки. Скорее бы закончилось!
- Мне не нужна свобода. Все закончилось, - чуть сдавленно, сквозь сжатые зубы. Вздох... - Они сильнее. Они будут делать все, что захотят. Нет смысла больше, Мэтт.
В горле снова встал комок. Не хочу больше говорить вслух...

0

56

Гаррет немного понаблюдал за парой, а потом тихо прикрыл дверь и прошел к своему столу. Подвинул мышку, заставляя компьютер “проснуться”, подвинул стул ближе. Девочка и парень вели себя тихо, хотя он точно знал, что кицуне заплакала.
Ладно, это была не истерика. Просто сброс эмоций, необходимая разрядка.
Алан наконец собрался с мыслями, сдвинул к себе клавиатуру и защелкал по клавишам.
Надо было работать. Системный блок под столом гудел, звук то повышался, то понижался, компьютер был старый, и его давно следовало показать техникам, но Гаррет оттягивал этот момент.
Ему нравился и старый монитор, ЭЛТ, большой для стола, сильно греющийся во время работы. Серый пластик кое-где уже пожелтел, а на передней панели пестрел стикерами с заметками. Да и клавиатура была подстать, тоже крупная и неповоротливая, не такая плоская, как все эти новые тонкие и энергономичные.
Главное, что техника была надежна и работала. Алан подождал, пока программа обработает запрос и погрузился в чтение выведенного на экран текста, прокручивая его не колесиком “мышки”, а сдвигаясь по строкам, щелкая клавишами.
Его пациенты о чем-то говорили, до работающего врача доносились приглушенные голоса. Алан усмехнулся. Вот и еще одно нарушение. А вдруг эти двое сейчас согласовывают свои показания? Ладно, это не его забота. Он сделал несколько пометок в картах. Для кицуне и для ину. Вот его работа. Важные моменты. У девочки установлено электронное устройство. Надо было проверить.
А парень. С Колдуэлом все сложнее. Меньше месяца после операции, осложнений не было, образование и реорганизация рубца проходило нормально, но… Прочность раны нарастала быстро, но за это время не достигла и 60 процентов. Если к нему применили электрошокер, то от судорог могли образоваться микроразрывы в мышечных волокнах. Осложнения. Вплоть до повторной операции, хоть щенок и хромал бодро, не подавая вида.
Алан поднял голову, бросив взгляд в сторону своих подопечных. Да, как вернется Саммерс, необходимо было заняться Колдуэлом. Не откладывая больше.

Хотелось прижать к себе, спрятать, укрыть… Такие темные глаза…
Она слушала его молча, покорно… и это было неправильно!
Опустила голову.
Тайрин!
Хотелось произнести ее имя, громко, позвать, вернуть темное пламя. Встряхнуть, как взрывоопасную смесь, запуская реакцию.
Ну зачем, почему она сдалась, сжалась сейчас, словно он ее собирался ударить. Мэтт не понимал. Что он сделал? Что лисенка… так смотрит на него.
- Я не буду звонить. Мне нет смысла выбираться.
Тайрин зажмурилась, сжала кулаки, а он не разжимал пальцев, держа ее за плечи, вглядываясь в лицо, опухшее от слез, измученное, уставшее.
- Мне не нужна свобода. Все закончилось Они сильнее. Они будут делать все, что захотят. Нет смысла больше, Мэтт.
Слова, продавленные сквозь сжатые зубы, вместе с воздухом. Это было почти как предательство. Лисенка просто перечеркивала все, одним махом, не глядя. Зачем… так?
Вздох. На какой-то момент показалось, что он сейчас упадет. В голове стало пусто, до звона, а похоже было на то, как если бы он пропустил удар. Но нет. Нельзя. Мэтт прижался к Тайрин лоб в лоб, как на крыше, выравнивая дыхание. Вдох-выдох на счет, падать нельзя, продолжай двигаться, восстанавливай ясность сознания.
Девчонка, воительница, охотница. Оранжевая футболка в кустах, предложение переплыть озеро, шальные глаза - открыла окно. Она достаточно сегодня сражалась, за двоих. А он не имел права требовать от нее большего.
Мэтт невесомо поцеловал ее, губы едва коснулись темной кожи над бровью.
- Есть смысл. Есть, – он ей поверил тогда, он верил в нее сейчас, - Ты… Ты отдохни сейчас, ладно?
Раз уж этот странный врач играет в доброго дядюшку. Оставить ее здесь? Только чтобы не повторилось.
Нет.
Он тихонько скрипнул зубами. Все, хватит сидеть. Пора переходить в атаку.
А потом утопишь меня в озере...
Тайрин не предавала. И он ее не обманет.

Отредактировано Matt Caldwell (05-07-2011 01:42:55)

0

57

Почему-то казалось, что если Мэтт разожмет руки, отпуская плечи, то она просто-напросто рухнет. На кушетку, на самого Мэтта или на пол - совершенно не имело значения. Когда ты слаб, становится все равно, куда падать, хотя и кажется, что ниже уже невозможно. Но оказывается, что предела нет, что каждый раз можно оказаться еще ниже, чем ты пал сейчас. Противно...
Тайрин так и сидела, зажмурившаяся, прижавшая уши к голове, напряженная. Ждала, что Мэтт снова разразится тирадой со сдерживаемым рычанием в голосе, что будет ее укорять, упрекать... а она будет слушать, в бессилии и незнании и в еще большем желании умереть поскорее. Скорее бы... Быть может, нарваться на кого-нибудь из людей, напасть, кусаться, царапаться, чтобы ударили, ударили сильно, так, чтобы она уже не смогла что-то сделать, чтобы не могла говорить... чтобы не могла дышать. Или пусть выстрелят, пусть! Они же умеют стрелять и делать очень больно, тогда можно умереть от боли, не выцарапывать себе путь наверх, к воздуху...
Маль юдэкар та лоо...
Мартин иногда рассказывал ей про белых воинов, которые считали честью для себя быть убитыми. Она так не думала никогда. Если ты убит - ты проиграл, ты - никто теперь! Великий воин не должен проигрывать. Тайрин не была великим воином, но убитой быть ей тоже не хотелось, разве что теперь... чтобы ускорить. Она так и не могла понять, хочется ли ей приблизить или оттянуть этот момент.
Странное ощущение. Слишком много странного. Сколько раз она успела это подумать за эту ночь? Странные белые, странные клетки, сама она - странная... Странным было все. Хотелось домой, туда, где она теперь никогда не сможет оказаться, даже во сне. Да и будет ли спать?..
Она вдруг разозлилась на себя за то, что думает об этом. Можно было бы хотя бы не думать! Наверное, было бы легче, хотя бы немного. Тогда, когда она подралась с каар-арданом, шаман говорил ей не думать о ранах, пока он ее лечил. Говорил, так не будет слишком больно.
Так может и теперь?
Кицуне почувствовала, как Мэтт прижался лбом к ее лбу, как тогда, на крыше. На крыше было так легче смотреть ему в глаза, и Тайрин, немного подумав, открыла глаза - наверное, оттого, что это было дежавю. Крыша... было больно. Было больно, и тот белый искал ее. А она потом не смогла его убить. Была бы счастлива, если бы убила. Это одно из самых лучших, что может быть - мертвый враг.
Мэтт тоже хотел его убить... Хотел - но не стал. Она так и не спросила, почему. Слишком гордая. Белый был ее врагом, но... но все-таки...
Наверное, это не имеет сейчас значения.
Тайрин сосредоточенно смотрела в глаза Мэтта, почти так же, как смотрела тогда, утром, рядом с воротами, сев перед ним на корточки, пытаясь узнать. А потом, когда он чуть было не ушел, догнала, прыгнула, "не долетев"... Было бы как-то не так, как-то не то, если бы не стала прыгать. Если бы отвернулась и выбежала за ворота. Мэтта бы просто не было, и теперь было сложно представить, что его могло бы не быть.
Если бы его не было, то всего этого тоже не было. Быть может, это он виноват, что был тогда рядом с воротами и заметил в кустах ее футболку?
Сам виноват, что во все это вляпался...
И это была привычная, настоящая мысль.
Он отстранился, и можно было бы подумать, что он сейчас куда-нибудь уйдет, - если верить дежавю. Только вот куда тут уйдешь... Везде двери и решетки. А Тайрин, наверное, хотела, чтобы он ушел. Лучше - чтобы подальше. Наружу. За ограду. Далеко-далеко, в безопасность.
Легко коснулся губами кожи над бровью, там, где проходила бы еще одна татуировка, будь Тайрин сейчас в племени. То, что означало зоркие глаза. Смотреть далеко и глубоко, куда угодно и сквозь что угодно. Уметь видеть.
- Есть смысл. Есть.
И это надо было увидеть. Какой-то другой смысл, не только в племени. Увидеть, что жить можно чем-то другим, что жить надо чем-то другим, что не клином свет сошелся на Вероне на жизни в племени. Тайрин всего этого не видела. Но вдруг... поверила, что надо увидеть.
Могло бы быть обидным - Мэтт видит смысл, а она нет.
- Ты... Ты отдохни сейчас, ладно?
Она как-то рассеянно кивнула и посмотрела на Мэтта исподлобья. Смысл... есть какой-то смысл. Мэтт говорит, что он есть. Можно его искать, но... она не знала, как искать. И по-прежнему хотелось умереть, ведь без того смысла... как-то странно... и невозможно.
А вдруг потом... снова... того белого, с экраном, напасть и... вдруг? Взять новую тему, исправить ошибку... И искать то, для чего жить. Для чего жить?! Зачем жить?!
Тайрин вздохнула и разжала кулаки. Подняла руки к собственным плечам, которые все еще держал Мэтт, и отцепила от себя его пальцы, чуть царапая когтями светлую кожу. Сколько она уже царапала сегодня... Отцепила и крепко сжала кончики его пальцев. Быть может, даже больно сжала.
Не рухнула. Не умерла. Смогла держаться. Значит, сможет и карабкаться наверх, надо только этот верх увидеть.

0

58

Стоило разорвать контакт, как ушло ощущение прохлады. Да, лоб Тайрин сейчас казался прохладным, как и руки, а он даже для самого себя — очень горячим. А еще лисенка еле уловимо пахла шоколадом.
Ну вот и что ты на меня смотришь букой?
Девчонка вроде как насуплено завозилась, оторвала его руки от себя, хоть перестала быть настолько безвольной. Мэтт ожидал, что она возмутится, ну хоть капельку, но она промолчала. Опять. Добавила новых царапин к уже имеющимся (а кто говорил, что лазить ночью по деревьям это круто?), взяла его за руки. Он не сопротивлялся, послушно оставил ладони в ее цепких пальцах, только зачем-то развернул, словно показывал линии. Он как-то читал про то, что люди верили: эти линии на ладонях определяют судьбу. Или определены судьбой. Линия жизни, линия сердца, линия солнца. Книга тогда была отложена, ему слабо верилось во все эти гадания. Интересно, что она видит?
Что она в нем увидела...
Так был виден и шрам на запястье. Тогда ему надо было попасть в медицинское отделение, и он полоснул себя стеклом, вот и осталась отметина... И воспоминания, как о глубоком нырке в темноту.

Вот кровь моя... Моя и только моя. Я честно плачу за все, чтоб развеялась тьма...

Ее из тьмы он вернуть не смог. Не удержал, она растаяла, просто ушла, оставшись в памяти... навсегда девочкой, иногда приходя в снах легким смехом, белыми волосами. Удаляющейся фигуркой. Его персональный призрак.
Тайрин... Тайрин тоже белобрысая, но даже цвет волос — весьма условное сходство. Они не похожи, абсолютно. И лисенка... полна жизни.
Хлопнула дверь, раздались громкие шаги, Мэтт оглянулся на вошедшего охранника. Да, врач сказал что времени у них будет мало. Парень навострил рыжеватые уши, ожидая, что же будет дальше. Ему там обещали осмотр, а это значит все что угодно по итогам. Гаррет мог как помочь, так и разрушить все его планы, выдав заключение о "непригодности". 
И надо было признаться самому себе — не хотелось оставлять Тайрин, не хотелось, чтобы она отпускала руки.

- Док, я и вам кофе принес, - сб-шник говорил на английском, избегая по всей видимости иностранного языка.
- Мм, спасибо Саммерс, это то что надо, - Гаррет отозвался со своего места от компьютера, - Устраивайтесь пока, я сейчас закончу.
Мужчины, оба, делали вид, что не обращают внимания на "ушастиков" на второй половине кабинета. Гаррет принял стаканчик, уместил его меж бумаг на столе. Саммерс же последовал его предложению, грузно опустился на соседний стул, вытягивая ноги.
- Ито не прибегал? - сб-шник расстегнул воротник, отпил из своего стаканчика темной жидкости, условно считавшейся кофе.
- И даже не звонил, - Гаррет быстро, от руки, заполнял бумаги, отмечая состояние кицуне. Врачу было все равно, что они вели разговор в присутствии задержанных, этот кабинет был его территорией и здесь действовали его законы. Прибежище анархии. Как-то влиять на врача  мог только шеф, но и тот в особо тяжелых случаях отступал. Хотя Гаррет к японцу относился со всем уважением. Это с Ито можно было до хрипоты "цапаться", а вот Миура-сан при желании мог любого закатать в асфальт. Так что с Гарретом у них был своеобразный паритет.
- Мэтью, к тебе при задержании электрошокер применяли? - врач принялся за вторую карточку, спросил не глядя пока на своих пациентов. Просто напомнил, что их условное уединение закончилось.

0

59

Хотелось ли искать новый смысл? Наверное, проще было бы спросить - Мэтт знал этот смысл. Но она не могла себе позволить. Раз уж она... снова притворяется сильной, как там, перед усатым, и перед невысоким, перед ними всеми до того самого момента, когда она стала не нужна. Не нужна Мэтту. Потому что взяла на себя слишком много. Значит, нельзя было им распоряжаться, но... как? Это же ее акайрин, как им не распоряжаться? Она же вольна делать с ним все, что захочется, ее он, ее! Сложно было понять.
Мэтт развернул руки ладонями вверх, и Тайрин посмотрела на него, не совсем понимая, зачем он это сделал, а потом уставилась на руки, внимательно. На светлой коже - несколько царапин, старые, уже засохшие, и оставленные ею только что, чуть-чуть кровящие. На темной - порез от тэллех нуагар и ссадины на ладонях, утренние. Раны и царапины... тогда весь мир видит твою кровь. Видит твою душу. Иногда это не надо, не нужно. И боги знают, что это не нужно, а потому все заживает. Остается только то, что важно.
У Мэтта на запястье был шрам - отголосок чего-то важного. Кицуне пристально посмотрела на этот шрам - незнакомый. О шрамах иногда не рассказывают - что-то важное для человека. Как и у нее много шрамов, о которых она не упоминает, гордясь только одним, на спине. Драка с каар-арданом. После которой все могло закончится, но шаман ее выцарапал у богов, оставил жить.
Зря, наверное.
Шрам на запястье... царапины на руках. Тайрин не хотела, чтобы мир видел кровь Мэтта - опять то же чувство навязчивого собственничества. Отпустила его пальцы, перехватила одну ладонь - обеими руками, поднесла к лицу, вглядываясь напряженно в алые бисеринки крови на свежей царапине. Прижала уши, не смотря на Мэтта, и дотронулась до царапины сначала губами, собирая соленые капли, а потом языком - для верности, зализывая царапину. Отпустила руку, взяла вторую, повторяя то же действие, чувствуя солоно-металлический привкус на языке. Немного хотелось еще. Но не царапать же Мэтта еще раз для подобной операции?
- Теперь не видно, - негромко пояснила девчонка, совершенно не обращая внимания на то, что парень может ее не понять, что она прятала кровь, что теперь ей не все равно, будет смотреть кто-то еще в глубину его крови или не будет. Опять то же машинальное чувство того, что она будет понята с полуслова. Хотя он уже не понял, но она об этом как-то забыла.
Она все еще разглядывала руки Мэтта, когда дверь громко открылась, а потом раздались не менее громкие шаги куда-то в сторону. Ее акайрин оглянулся, она немного выглянула из-за его плеча, приподнимая уши, обнаружила вошедшего белого человека, охранника. Тот принес с собой горький запах, какой был иногда там, в Америке, который ей не совсем нравился - в нем было что-то ненастоящее.
Впрочем, многое во внешнем мире было ненастоящим.
Понимая, что времени осталось совсем-совсем мало, Тайрин снова вцепилась в руки Мэтта, как-то очень по-тайрински вцепилась, чувствуя понемножку, что почти нашла смысл. Не осознавала, правда, но в этом не было пока большой необходимости. Передышка закончилась, надо будет снова драться за почти неизвестное и почти ненужную свободу. Снова ненавидеть...
Сильно, яростно. Кицуне опустила уши. Ненавидеть не хотелось.
Охранник и врач говорили по-английски, и она машинально слушала, глядя расфокусированным взглядом куда-то в плечо Мэтта. Говорили немного и о чем-то своем, даже не затрагивая двух сидящих на второй половине акайрин. Мелькнула шальная мысль - а если напасть? Люди расслаблены, люди не ждут... Прыгнуть быстро, ударить по голове... а Мэтт взломает запертую дверь. И тогда можно будет бежать.
Тайрин посмотрела в лицо Мэтта, задумчиво, прикидывая в мыслях, сколько времени займет перемещение с кушетки до сидящего на стуле охранника. И хватит ли сил... а казалось, что их совсем не осталось. Опустошение, бессилие. А драться надо. Непонятно за что...
- А еще у тебя синяк поверх моих царапин, - тихим шепотом, чтобы не услышали люди, сказала девчонка, бросив, наконец, строить планы по покушению на охранника. Стратег из нее все равно был никакой, это еще утром успело подтвердиться. А охранник ей почти ничего не сделал - именно этот. Будь тот акайрин на его месте... Акайрин, который казался предателем.
- Мэтью, к тебе при задержании электрошокер применяли? - спросил врач чуть громче, не глядя на них. Все. Новая драка.
Тайрин разжала пальцы, выпуская руки Мэтта, и подтянула к себе одну коленку, вторую ногу поджав под себя - удобнее будет спрыгивать отсюда, если вдруг надо будет быстро бежать.
Вдох.
Глупые белые...

0

60

На самом деле их продолжало все еще тащить куда-то вперед, в неизвестность, ни он, ни кицуне были не вольны выбирать и решать. Вот и охранник пришел. Пришел вовремя, можно было вновь “включить подозрение”, и не думать прямо сейчас о том, что Тайрин, кажется, проявила о нем заботу. О нем…
Мэтт приподнял руку, разводя пальцы. Ладонь к ладони – темная рука лисенки прижата к его. Белый.
В том, что сделала девушка, не было ничего отталкивающего, отвратительного. То, что Тайрин сейчас сделала… нет, это не было дикостью, хотя и было чем-то первобытным. И немного шокирующим. Но только потому, что парень просто не ожидал… Испытывая смятение, Мэтт смотрел на их руки, переосмысливая для себя то, что только что произошло. Теперь не видно? Да, кровь больше не проступала, но царапины были слишком малы, чтобы была необходимость их зализывать. Дело было в чем-то еще, в чем-то, известном только темноглазой колдунье. Тайрин, осознанно или нет, вязала его незримо, но крепко. А кровь, даже малая ее капля, служила этим целям как ни что иное лучше. Только что за смутные чувства просыпались в ответ? И почему все настолько правильно сейчас…Времени осознать, разобраться не было, короткая передышка закончилась.
У него никогда не было веры в высшие силы. Только в себя.
- А еще у тебя синяк поверх моих царапин.
- Ага, и вообще я жуткий тип, - он с легким прищуром, также как и утром на озере, задорно улыбнулся в ответ. Кто-то должен был улыбаться и верить, что все будет хорошо. А у него хватит сил на обоих, если Тайрин не видит смысла…
- Мэтью, к тебе при задержании электрошокер применяли?
Вот и доктор, тоже под подозрением за свою чрезмерную заботливость. Его заинтересованности во всем этом парень не понимал, но собирался использовать в своих целях. Хотя врач им ничего не сделал, наоборот, дал им эти несколько минут.
- Ага, - уже с другой интонацией, несколько лениво отозвался Мэтт, не глядя на врача. Все дальнейшее он знал, скучная рутина. Однако ему надо было быть хорошим, пусть этот Гаррет его осмотрит, ведь дальнейшее сопротивление ничего не даст. Тарийн здесь, рядом, вот она подтянула к себе одну коленку, вторую ногу поджала под себя, устроившись на койке в такой позе и глядя настороженно.

Тем временем Гаррет, сделав глоток из стаканчика, поморщился не то на горячий кофе, не то на ответ парня. По крайней мере, один положительный сдвиг уже был, кицуне оживилась, начала проявлять интерес к происходящему. Забавно выглянула из-за плеча своего приятеля, когда пришел Саммерс, перед этим о чем-то разговаривала с ину. Алан не слышал, о чем, у него, в отличие от “ушастиков” слух был вполне обычный.
- Давай тогда осмотрим тебя, - он сделал в карточке Колдуэла пометку, зажал лист на планшете, - Раздевайся пока сверху по пояс.
Бурая жидкость из автомата на кофе походила мало, и он оставил стаканчик обратно на стол, собираясь на огороженную половину.
- А с кицуне что? – вопрос прозвучал со стороны Саммерса, который зашевелился на своем стуле, явно не торопясь “подрываться” и исполнять свои прямые обязанности.
Парень же переместился на вторую койку, садиться не стал, только оперся на нее бедром. Стянул с себя грязную футболку, свернул и положил на край. Этот Колдуэл, он совсем не походил на бродягу, хотя его внешний вид сейчас легко мог убедить в обратном. А вот поведение, манера разговора, все это указывало совсем не на уличное воспитание.
- А она меня защищает, - Гаррет уже успел пройти на ту часть своего кабинета, где сидели его “пациенты ”, так что Саммерсу оставалось только недовольно что-то пропыхтеть себе под нос и перебраться ближе к двери.
- Держи, - игнорируя взгляды от всех троих, Гаррет протянул парню термометр, который тот с демонстративно скучающим видом закусил зубами. Хотелось выдать ему в ответ что-то из разряда “молодец, хороший”, уж больно вид у ину был вызывающий, несмотря на всю напускную апатичность.

Как он для себя и полагал, врач решил заняться осмотром. Мэтт же их тихо, но сильно не любил, а за время после операции практически возненавидел. Однако сейчас он нацепил на лицо привычную маску незаинтересованности во всем происходящем и послушно начал раздеваться. Тайрин никуда не отослали, это главное.
- А с кицуне что? – справедливый вопрос от охранника, впрочем, несколько запоздавший, этот врач уже прошел к ним с Тайрин. Гаррет не то просто плевал на правила, не то попросту испытывал судьбу.
- А она меня защищает.
Да, точно. Он, как жуткий и опасный тип, угрожающий врачу, обязательно на него кинется. А Тайрин обещала в этом случае защиту. Парень исподлобья глянул на лисенку,  гадая, как ей такое могло прийти в голову. Что-что, а вот обратная ситуация была более вероятна, особенно если вспомнить ее попытку прорыва на входе.
- Держи, - врач протянул ему градусник, и Мэтт взял его, попутно продемонстрировав зубы. Маленькая такая шалость, которая не осталась незамеченной, это было видно по глазам человека.

- Так мне тут тогда делать нечего, - хмыкнул от дверей Саммерс, доставая из кармана зубочистку. Улыбнулся широко в спину врача, продемонстрировав крупные желтоватые зубы, но вмешиваться не стал.
Гаррет с не менее скучным видом протянул руку, беря парня за подбородок и разворачивая щекой к себе.
- Замечательные гематомы, - прокомментировал он синяк на скуле, рассматривая царапины с близкого расстояния. Колдуэл был слишком умен, чтобы сейчас, в открытую выступать против, это было не в его интересах. Так что пусть мальчишка скалит зубы сколько влезет, так даже интереснее. Алан его за того убивать не станет. Вот кицуне, та могла представлять определенного рода проблемы, к тому же он сейчас стоял к ней спиной, занятый внешним осмотром ее приятеля.
Еще пара гематом наливались густым цветом у парня на боку, врач прошелся пальцами по их контуру.
- Красивым будешь, на щеке, скорее всего, следы останутся, но зашивать там нечего. Глубокий вдох, медленный выдох, не болит?
Ребра у Колдуэла были целы, но он хотел убедиться.

Мэтт молчал, держа этот чертов градусник в “пасти”. Из-за плеча доктора ему было видно Тайрин, а с другой стороны – сб-шника, который, как и в блоке, изволил шутить в ответ.
Очень хотелось верить, что лисенка не выкинет ничего “этакого”, поэтому он несколько напряженно следил за ней глазами… Пока док не взял его за подбородок, разворачивая.
- Замечательные гематомы.
На это хотелось хмыкнуть и съязвить, что ставили их местные профессионалы, но градусник немного мешал, так что парень ограничился тихим фырканьем. Гаррет уже ощупывал бок, Мэтт только сморщил кончик носа: в том, что в свежий синяк тыкают пальцем, приятного было мало. Но и не слишком болезненно.
- Красивым будешь, на щеке, скорее всего, следы останутся, но зашивать там нечего. Глубокий вдох, медленный выдох, не болит?
Парень послушно сделал глубокий вдох и на раз-два-три выдохнул.
Вот значит как… Отметины?
Сообщение, что на щеке что-то останется на память о знакомстве с белобрысой лисенкой странно порадовало, он снова посмотрел в ее сторону, улыбаясь кривовато из-за термометра.

0


Вы здесь » Рейби » Архив мини-игр » Маль ниррах ото улай дэйло эф Рейби


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно